– Беа ненавидит дни рождения, – объясняет Генри, – поэтому мы до сих пор не знаем, когда она родилась. Самое близкое, что мы смогли угадать, это апрель. Хотя, может, и март. Или май. Поэтому каждая весенняя вечеринка может совпасть с днем ее рождения.
Беа делает глоток вина, пожимая плечами.
– Не вижу смысла. День как день. Зачем уделять ему столько внимания?
– Затем, чтобы получить подарки, – объясняет Робби.
– А я понимаю, – вмешивается Адди. – Лучшие дни – те, которые мы не планируем.
– Как там тебя зовут? Энди? – сердито косится Робби.
Она хочет поправить его, но буквы застревают в горле. Проклятие сжимает тиски, душит ее имя.
– Адди! – говорит Генри. – А ты ведешь себя по-свински.
За столом воцаряется нервная атмосфера. Элис, явно желая сгладить неловкость, пробует пирожное и заявляет:
– Генри, десерт просто восхитителен!
– Его Адди раздобыла, – улыбается он.
Этого достаточно – Робби вспыхивает как спичка, с шипением и треском. Тяжело дыша, он вскакивает из-за стола.
– Пойду покурю.
– Только не здесь! – возражает Беа. – Вали на крышу.
И Адди понимает: прекрасному вечеру настал конец, путь отрезан, потому что остановить Робби она не может. А пропав из вида…
Джош тоже встает:
– И я покурю.
– Тебе просто лень мыть посуду! – упрекает Беа, но они уже направляются к двери, с глаз долой из сердца вон.
«Вот так, – думает Адди, – в полночь заканчивается магия, а ты превращаешься в тыкву».
– Мне пора, – заявляет она.
Беа старается уговорить ее остаться, мол, она больше не позволит Робби ее обидеть, но Адди отвечает, что тот не виноват, просто день выдался долгий, спасибо за вкусную еду и чудесный вечер. Ну правда – ей и без того повезло, что она так далеко зашла и отлично провела время, увидела крошечный проблеск обычной жизни.
– Адди, стой, – пытается остановить ее Генри, но она быстро целует его и торопится прочь, вон из квартиры и вниз по ступенькам в темноту.
Вздохнув, она замедляет шаг. От внезапного холода на улице трудно дышать. Несмотря на все разделяющие их стены и двери, она ощущает тяжесть, что бросила Генри позади. Ей хотелось бы остаться. Когда он просил не уходить, надо было позвать его с собой, но заставлять Генри делать выбор нечестно. Он пророс корнями, а у нее есть только ветки.
И вдруг позади раздаются шаги. Адди останавливается и с дрожью, даже после стольких лет, ожидает Люка.
Люка, который всегда знал, когда ей больно.
Однако догоняет ее не призрак, а парень в запотевших очках и распахнутом пальто.
– Ты так быстро убежала! – говорит Генри.
– Но ты догнал, – отзывается Адди.
Возможно, она должна испытывать вину, но Адди лишь благодарна. Она привыкла все терять, но Генри по-прежнему здесь.
– Друзья иногда такие сволочи, правда?
– Ага, – поддакивает она, хотя не имеет подобного опыта.
– Прости, – вздыхает Генри, кивая на дом Беа, – не представляю, что на него нашло.
Но Адди отлично представляет.
Проживи достаточно долго, и люди будут казаться тебе открытой книгой. Робби – любовный роман. Сказка о разбитом сердце. Он явно сходит с ума от любви.
– Ты говорил, вы просто друзья.
– Так и есть, – кивает Генри. – Я люблю его как родного и всегда буду любить. Но я не… никогда…
Адди вспоминает снимок, на котором Робби прижимается к щеке Генри, о том, какое у актера было лицо, когда Беа сказала, что Адди и Генри вместе, и удивляется, как ее спутник до сих пор не догадался.
– Он все еще тебя любит.
Генри сдувается, как спущенный шарик.
– Знаю. Но не могу ответить взаимностью.
Не могу. Не «не хочу» или «не должен».
Адди смотрит прямо ему в глаза.
– Может быть, ты хочешь что-то мне рассказать?
Она не представляет, что он может рассказать, какая правда способна объяснить присутствие Генри в ее жизни, но на миг, когда он смотрит на нее, его глаза застилает слепящая печаль.
Но потом Генри притягивает ее в объятия, стонет и покорно говорит:
– Я так объелся.
И Адди, сама того не желая, смеется.
На улице слишком холодно, поэтому дальше они идут в обнимку. Она даже не замечает, как оказывается возле его дома, пока не видит синюю дверь. Но Адди так устала, Генри такой теплый, и уходить не хочется, да он ее об этом и не просит.
XI
17 марта 2014
Нью-Йорк
Адди доводилось просыпаться сотнями разных способов. То от корки инея, образовавшейся на коже, то от солнца, что грозило ее поджарить. В безлюдных местах или предполагавшихся таковыми. Под грохот битвы, под плеск волн, которые бились о корпус корабля, при звуках сирен и шуме города и в тишине. Как-то раз ее даже разбудила змея, забравшаяся ей на голову.