Я мог только посочувствовать Чистякову, не больше.
— Какая бы грубая и непростительная ошибка ни была, — говорил я, — но она уже допущена. Остается только исправить ее.
Через день пришло еще одно неприятное сообщение. Оказывается, начальник Карсакпайского райотделения направил Албина простым конвоем с двумя ведомственными милиционерами Бекбулатовым и Невенчиком до Кзыл-Орды. По дороге, на пикете Акмолла, Албин выкрал из баульчика старшего конвоя Бекбулатова пакет с материалами, послужившими основанием к его аресту, и сжег этот пакет в печке.
Расследование, проведенное по этому случаю, установило, что в пакете находились стихи злобного антисоветского содержания, написанные Албиным, и материалы, изобличающие его в антисоветских высказываниях среди рабочих Карсакпайского медеплавильного завода. Стало ясно, что Албин намерен ничего не говорить на следствии, потому и постарался отделаться от улик.
Так и случилось. Албин не дал никаких показаний на следствии. Более того, в начале июля 1931 года вместе с сокамерником он проломил потолок камеры и бежал из Уральского изолятора. Узнав об этом весьма неприятном факте, Коновалов ожидал встретить начальника отдела наркомата еще в худшем настроении, чем в начале всей этой истории. Он готовился докладывать материалы в явно нервозной обстановке. Однако ничего подобного не произошло. Начальник отдела был бодр и весел.
— Вот какой молодец этот Албин, — сказал он, как только Коновалов вошел в кабинет, — заставил нас относиться к себе с уважением. Не мелочь, мол, я какая-то, а серьезный враг. Это неплохо. Теперь уж нельзя не разобраться до конца, что это за птица. Как вы считаете, товарищ Коновалов?
— Думаю, что птица он действительно серьезная и залетел к нам из-за границы неспроста.
— Вот и надо вникнуть в суть дела, — сказал начальник. — Подробно информируйте меня об Албине.
…Было известно, что Николай Авксентьевич Албин в 1924 году после возвращения из Болгарии намеревался выбрать тихий уголок и отсидеться до времени, но его задержали в Новороссийске и направили в ГПУ в Уральск по месту совершения тяжких преступлений против Советской власти в период гражданской войны. В Уральске судили и приговорили к расстрелу с заменой десятью годами лишения свободы.
Вот какие сведения имелись у нас по материалам следствия и суда.
Албин — уроженец поселка Январцева Тепловского района Уральской области, из крестьян-бедняков, неимущий, женат, член партии социалистов-революционеров с 1911 года, образование низшее, русский казак. После Октябрьской революции совместно с другими эсерами, сослуживцами по старой армии, приложил много усилий к тому, чтобы сохранить в боевом порядке уральские казачьи полки, пройти с полным вооружением с фронта в Уральск.
Белогвардейское правительство Фомичева, существовавшее тогда в Уральске, приняло их с распростертыми объятиями. Быстро развивавшиеся события вскоре убедили Албина, что правительство Фомичева малоавторитетно и имеет слабую опору среди местного населения. Тогда эсеровская военная группа во главе с полковником Албиным и другими офицерами создала «Союз фронтовиков» и через него развернула работу по формированию частей и дружин по станицам. Так была создана Уральская армия и Уральский фронт под командованием генерала Мартынова, а затем атамана Толстова.
Одной из самых надежных частей армии был первый полк под командованием Албина, упорно сражавшийся с Красной Армией и названный эсерами «партизанским».
Только в июле 1919 года, после ранения в руку, Албин был направлен на излечение в Краснодар, где находился вплоть до ликвидации деникинского фронта.
В Краснодаре Албин получил телеграмму от Толстова:
«Войско гибнет. Ваше присутствие необходимо. Выезжайте форт Александровск и автомобилем в Гурьев».
Выезд Албина, не закончившего лечение, к уральскому войску не удался не по его вине. В это время пришла радиограмма, что части Толстова, сдав Гурьев, панически отступают. И он, естественно, не поехал к атаману.
Все, что рассказал о себе Албин, не расходилось с истиной. Свою активную борьбу против Советской власти на суде он объяснил тоже довольно искренне.
— Окончил я, — говорил Албин, — только сельскую школу. До двадцатилетнего возраста работал в сельском хозяйстве. Книг или какой-либо литературы не только не читал, но и не имел о них никакого понятия. В 1911 году был взят на военную службу и заперт в казармы. В этом же году в тех же казармах мне попались люди, которые в обстановке строгой секретности стали объяснять бедственное положение крестьян в России. Эти люди называли себя членами партии социалистов-революционеров. Они говорили, что хотят лучшей жизни для крестьян и потому намерены свергнуть царя. Это мне пришлось по душе, и я примкнул к организации. Был ею принят и обласкан. Но развивался ли я политически, будучи уже членом организации? Нет. Политических книг не читал. Верно, я знал, что, кроме эсеровской организации, с царской властью борется рабочая партия, знал, что она проповедует марксизм, но что это за марксизм — не знал, и так все обернулось, что и не пытался узнать. Моими политическими врагами были помещики и царь. Я считал, что революция заключается в том, чтобы свалить царя, отобрать землю у помещиков и передать ее крестьянам. О другой революции я и представления не имел… Грянула война, и я весь отдался ей. За подвиги в 1914 году получил несколько наград и первый офицерский чин, а с ним и ту среду, которая довершила все остальное и довела меня до того, что я сейчас есть. Будучи политическим невеждой, мог ли я понять и принять Октябрьскую революцию? Я спорил с родным братом Тимофеем Албиным, который сразу же примкнул к Советской власти и вступил в РКП(б). Я называл его недалеким человеком, а в результате сам оказался недалеким…