Туда он направился и в этот раз, но не тут- то было.
- Прошу прощения, - раздался за его спиной женский голос, приглушенный входной дверью. - Но я ещё здесь. Вы меня слышите?
Гиркас замер, как вкопанный. Голос - глубокий, тёплый и бархатистый - заставил его нервно сглотнуть слюну.
- Вы меня слышите? - повторила посетительница спокойно, но твёрдо, словно обводя каждое слово для пущей важности. - Я знаю, что вы стоите за дверью. Здесь находится офис Дун Сотелейнена? Мне нужно увидеться с ним по очень важному делу.
Невольно Гиркас послушался, и, стараясь не наступать на Конкаса, отпер замок. Полоска дневного света легла Конкасу на лицо, отчего тот недовольно заворчал, но Гиркас вдруг резко позабыл о нерадивом помощнике. Женщина, представшая перед ним, показалась ему прекраснее всех, кого он когда- либо видел.
Воистину, красота её не была ни хищной, ни злой, как это бывает у иных красавиц, напротив, всё в ней дышало гармонией и миром. Крохотные, едва заметные морщинки в уголках рта говорили о том, что она часто улыбается, и в глазах её при виде изумлённого Гиркаса нет- нет да мелькало весёлое любопытство, которое испытывает, глядя на мир, человек разумный и добрый. Это была живая дружелюбная красота, которая пусть и уступает своей жестокой родственнице в умении разбивать сердца, зато многократно превосходит её способностью любить.
Вместе с тем, несмотря на зрелость и мудрость, было в ней что- то от маленькой девочки - та живость и открытость вещам и людям, готовность всякий раз по- новому смотреть на то, что тысячу раз пережито, перепробовано, затёрто до дыр. Была она удивительно свежа, как свеж воздух после грозы - и вот, прекрасная в своей простоте, стояла на пороге затхлой каморки, из которой Гиркас уже две недели не выносил мусор.
А что же Гиркас? Он, конечно, ошалел, но уж точно не от её величия. Вот уже полгода он не видел так близко ни одной женщины, а это, как известно, дурно сказывается на душевном здравии. Теперь же, когда женщина, да ещё и столь красивая, сама постучалась к нему в двери, он буквально был вне себя от счастья.
И вот он стоял и глазел, глазел, глазел, пока незнакомка не выдержала:
- Что с вами? - спросила она. - Я вас не напугала? У вас очень бледное лицо.
- Н- ничего, - пробормотал Гиркас и сглотнул слюну. Вырез её платья, казалось, воплощал собой Тайну. "О, Афродита Пенорождённая!", - всплыли в памяти строчки стихов, однако во рту у него пересохло, и всё, что он смог из себя выдавить, было:
- Почему вы не заходите?
- Я кое- что прочла у вас на двери, пока ждала, - сказала гостья. - Это правда, что для усиления безопасности по всему помещению вашего офиса распылены семена растения хои- хои?
- Вы про эту записку? - Гиркас поспешно выглянул за дверь и сорвал клочок бумаги. - Это ерунда. Глупости!
- Но я точно знаю, что эти семена ядовиты, - незнакомка оказалась настойчивой. - Почему вы так спокойно говорите об этом? Ведь если случится утечка, под угрозой окажется множество жизней!
- Говорю вам, это враньё, - поспешил заверить её Гиркас. - Мы с Конкасом поспорили, что записка отпугнёт посетителей. Как видите, я проиграл.
- Кто это - Конкас? - во взгляде незнакомки светилось вежливое любопытство. Глядя на её лицо, прекрасное как у греческой статуи, Гиркас подумал: "Вот бы поцеловать её прямо в губы". Любой конгар на его месте давно бы это сделал, но Гиркас был цивилизованный человек, и потому сказал лишь:
- Конкас - ну, это Конкас.
- Я понимаю, - кивнула незнакомка. - Это он храпит сзади вас, в прихожей?
Действительно, Конкас храпел, и храпел громко. Начинался звук с тоненького, нежного свиста, затем набирал силу и завершался мощным рыкающим аккордом, от которого усы Конкаса поднимались, словно от сильного ветра.
- Какие ужасные звуки, - сказала гостья. - Вы, должно быть, совершенно не заботитесь о его здоровье. Так храпит человек, который находится при смерти!
- Ну и что? - пожал плечами Гиркас. - Подумаешь! Всё равно до сорока не доживёт. Но что мы с порога разговариваем? Проходите, располагайтесь!
Он снял цепочку с крючка, распахнул дверь как можно шире, а сам отступил вглубь коридора.
Женщина перешагнула через спящего Конкаса и наставительно произнесла: