На этом месте его прервали сразу четверо - едва ли не в один голос и почти одними словами:
- Природу удалось реставрировать только благодаря выносу промышленности в космос!
- Я так и ответил,- кивнул Терехов,- но, понимаете, мне все еще казалось, что меня разыгрывают - слишком уж дикую чушь они несли.
А потом я вдруг понял, что этих фанатиков совершенно не интересуют мои слова, они просто пропускали их мимо восприятия. Одна девица, например, выкрикнула: "Стал ли человек счастливее, достигнув звезд?" А другая заявила: мол, наука так и не смогла ответить на главные вопросы о смысле жизни и любви.
Аудитория снова зашумела, подбирая наиболее убийственные характеристики далеким оппонентам. Астрофизик замахал руками, призывал аудиторию к тишине.
- Вы еще главного не слышали. Один из них брякнул: "Прогресс науки и техники делает людей гораздо несчастнее, поскольку усложняет само представление о счастии. В пещерные времена все было проще: убил динозавра, нажрался и счастлив!"
Насколько успел разобраться Ярослав, дело было так. Свой межполетный отпуск Терехов проводил в родном городке, зашел в ту школу, которую закончил лет шесть назад и попал на диспут о судьбах человечества, тон которого задавала банда малолетних неолуддитов. Астанину тоже приходилось встречаться с подобными людьми - несчастными существами, чьё сознание не успевало перестроиться в соответствии с реалиями бурной и стремительной современности. Вероятно, молодой космонавт сделался для них зримым воплощением всех личных неувязок.
- И чем все кончилось? - осведомился Вартанян.
- Ничем. Все остались при своих точках зрения. Но я сказал под занавес: "Если вам так не нравится цивилизация, у вас всегда есть возможность от нее отказаться. На Земле сейчас появилось достаточно уголков дикой природы - скройтесь там, живите в милых вашим сердцам пещерах, ходите в шкурах, ловите рыбу, собирайте ягоды, насаждайте матриархат... Если, конечно, выдержите.
- Хорошо сказал,- одобрил Миллерс.- Сильно они на тебя обиделись?
- По-моему, очень сильно. К тому же наверняка уверены, что я не оценил высоту их высоких порывов и не разобрался в нюансах утонченных натур.
- Надо было им сказать...- начал кто-то из молодых.
Как часто случалось с ним в последнее время, Астанин быстро утратил интерес к общей беседе, пересел к телеиллюминатору и принялся почти бессознательно подкручивать рукоятки управления внешней камерой. Изображение сдвинулось, приблизилось - теперь на экране сияли оба соседних рукава Млечного Пути. Он мысленно прочертил пунктирный треугольник...
- Красота,- раздался за спиной голос Толика Ляпунова,- махнуть бы туда. А, командир?
Несколько раздосадованный тем, что его отвлекли, Ярослав искоса посмотрел на третьего пилота и неопределенно дернул плечами. Махнуть туда было бы, конечно, неплохо, но в свете недавно открывшихся фактов осуществимость такого маршрута выглядела несколько проблематично. Похоже, что Человечество наткнулось на очередной барьер, торопливо воздвигнутый злокозненной Природой. Сколько их уже было: звуковой, световой, вакуумный. Наконец, этот - гравитационный, о коем знают только они с Бахрамом, да двое астрофизиков, помалкивающие сейчас на соседнем диванчике.
В отсеке вновь завелся бесконечный (начался столетие назад, а завершится не раньше конца света) обмен мнениями о перспективах космонавтики. Говорили, что звездоплавание приближается к некоторому "возрастному" рубежу: слишком долго, мол, не делалось качественно-новых открытий и предстоят, видимо, какие-то интересные дела уже в обозримом будущем. Мысль была не слишком оригинальная, на очередной рывок надеялись очень многие, включая Астанина, поэтому он тоже высказался в том смысле, что единственным принципиально новым открытием может быть лишь контакт с внеземными цивилизациями. Вартанян довольно бодро возразил ему: дескать, ближайшее время должно принести разгадку одной из величайших тайн Природы - механизма зарождения жизни. Его слова вызвали легкое недоумение: всем (точнее всем неспециалистам) казалось, что никакой загадки здесь давно уже нет и что жизнь может возникать в любом месте и приспосабливаться к любым условиям. И тут начгруппы произнес фразу, мгновенно избавившую Астанина от наметившихся признаков сонливости.