Она снова погладила рукой прохладу вод, и принялась расправлять свои светлые волосы, сбившиеся в колтуны. Женщина оставалась женщиной -- хоть на званном приёме, хоть в болоте на другой планете внешняя опрятность являлась её доминантой. Поправить причёску можно было всегда, даже проводя маневр в астероидном потоке за штурвалом крейсера. И неважно перед кем -- женщина наполняет своей красотой само пространство.
От её движений лодка-лсит ходила ходуном, и отвратительная голова перекатывалась в ногах, пачкая зеленое мясо листа чёрными мазками. Лира хотела столкнуть голову ногой в воду, но вдруг поймала себя на мысли, что и так слишком вольно себя ведёт. В зарослях снова что-то зашуршало, и ей подумалось, что это вполне возможно логово таких же змеев. Змея -- болото. В её представлении всё сходилось. Ей доводилось наблюдать в визиодроме джунгли Амазонки. Да, их давно уже не было, но ведь на другой планете мог быть двойник. Эта планета--дубль предоставляла все условия. Здесь и обитатели говорят на знакомом ей языке, и воздух тот же, и притяжение почти такое же. Так и гнездо анаконды вполне могло располагаться в сырых буйных зарослях. Вокруг громоздились дуги корней, как то было в мангровых лесах на Земле. Они выходили из воды, замыкаясь в круги и овалы на своих отражениях. Стрекотали насекомые. Лира увидела, как в дымке медовой пыльцы расстригают воздух местные пушистые бабочки, пестрят крохотные птахи в ветвях. И вот уже она поймала себя на мысли, что вовсе не боится. Страха перед неизведанным больше не было, потому как закрома этого страха опустели после схватки со змеем. Лира нагнулась, схватила голову чудища и горделиво улыбнулась, заглянув в его блёклые глаза. "Я сильней тебя", - прошептала она.
И как только воздух получил эти слова, заросли пришли в движение. Ветра не было, но высокий тростник колыхался, размазывая верхушками грозди древесной нависающей над водой листвы, развевая пыльцу. Весь этот огромный зелёный кокон пришёл в движение.
Оказалось, что заросли камышей располагались на трясинных островках, и эти куски неустойчивой суши, держащиеся на якорях подводных корней, начали расходиться в стороны. Пузыри забугрились на тёмной поверхности, пахнуло гнилым листом болота. Лире эти запахи напомнили о детстве, о ручье, к которому она любила ходить, там, в резервациях. Больше никогда она не видела ни болот, ни ручьёв, ни даже рек. Разве что в капсулах визеонерии и историоскопах.
Лира вновь ощутила то странное чувство, несколько раз посещавшее и её, и остальных членов экипажа на этой планете. Волна беспричинной эйфории, что начиналась где-то в дальних далях позвоночного столба, и вдруг распускалась тёплым пульсом в сердце, щекотала скулы, разукрашивала мир в более яркие краски, и заканчивала свой бег в области макушки, и тогда хотелось тянуть руки, открыть рот и плавно-плавно произносить лёгкие протяжные звуки, представляя себя блаженным младенцем. Лире казалось, что звуки сами полились, минуя полуприкрытые губы. Она слегка пощурилась, потому что из-за расступившихся камышей в глаза ей плескануло солнце.
Но то было не солнце. В фиолетовое небо вытягивались два нефритовых столба, а солнечный свет поигрывал на их гранях. Основания столбов окольцовывали торусы из ясного синего камня. Минералогия входила в список обязательных дисциплин в академии, и Лира умела различать одно от другого. Она определила, что торусы были из ляпис-лазури с пёстрыми прожилками перистой яшмы. Гладкие бока этих колец омывали озёрные волны. Нефритовые колонны сквозили, фонили удивительной силой, и, казалось, сам воздух вокруг них приобретал травянисто-зелёный цвет.
Было ли всё это монументальное зрелище частью экстатического видения? Или просто очередным вполне закономерным ходом вещей на неопознанной планете? Лира не могла знать, да и не хотела.
В её маслянистых от упоения глазах сверкали, отражаясь, лепестки цветка. Бутон появился из воды, раздвинув нефритовые колонны, распускаясь. Она могла поклясться, что звоны сотен разноголосых колокольчиков заполнили опылённый воздух. В воздухе появились радуги, и пахнуло влагой. В распустившемся цветке серебрился шар. Или даже пузырь, по сфере которого плясали разводы зеркальной амальгамы.