Как видим, мы довольно далеко ушли от собственно медицинской тематики. Это и не могло быть иначе. Изобрести любое, небывалое, невероятное лекарство на страницах фантастического рассказа проще простого. Но я предпочитаю читать о победах и перспективах медицины и фармакологии на страницах научных и научно-популярных изданий. У художественного произведения другие задачи. Литературе сподручнее лечить от социальных болезней, интересоваться не столько физиологией, сколько психологией. Нетрудно вспомнить, что и большая литература не раз обращалась к медицинской тематике и тоже для того, чтобы остро, бескомпромиссно поговорить об устройстве человеческой души и человеческого общества.
Роберт Блок
ВО ВЕКИ ВЕКОВ И ДА БУДЕТ ТАК!
Во веки веков. Вечно.
Неплохо жить вечно, если вы это можете себе позволить,
А вот Сьюард Скиннер мог.
— Блоков памяти потребуется не меньше миллиарда, — сказал доктор Тогол. — А может, и больше.
Сьюард Скиннер, услышав примерный подсчет, и глазом не моргнул. Когда человек прощается с жизнью, моргание, как и всякое другое телесное движение, требует мучительного усилия. Скиннер из последних сил собрался было заговорить, но у него вырвался лишь сиплый шепот.
— Проталкивайте план. Да поторапливайтесь!
План вынашивался десять лет, и последние два года Скиннер умирал, так что доктор Тогол поторапливался.
Долго-долго Сьюард Скиннер был самым богатым из живущих людей. Немногочисленные окрестные старожилы могли припомнить время, когда он был у всех на виду и его в шутку называли Межпланетным повесой. По слухам, у него на каждой планете было по женщине.
Но для большей части межпланетной публики, для молокососов, совсем не помнящих те далекие времена, имя Сьюарда Скиннера ничего не значило. В последние годы он полностью отказался от каких бы то ни было контактов с внешним миром.
Если Скиннер был самым богатым человеком, то доктор Тогол — несомненно, самым выдающимся ученым. И этих двоих неизбежно объединила общая любовь к богатству.
Для чего богатство нужно было Скиннеру, никто не знал. Что оно значило для доктора Тогола, было совершенно ясно: оно служило орудием для научных исследований. Неограниченные фонды были ключом к неограниченному экспериментированию. Вот так Тогол и Скиннер и стали партнерами.
За последние десять лет доктор Тогол развил свой план, а у Сьюарда Скиннера развился неоперабельный рак.
И вот план был готов как раз тогда, когда Скиннер был готов.
Скиннер преставился.
И снова ожил.
Как хорошо оказаться живым, особенно после того, как ты умер! Чудится, что и солнце греет лучше, и мир выглядит ярче, и птицы поют нежнее. Пусть даже здесь, на Эдеме, солнце искусственное, и свет подается с помощью особых приспособлений, и пение птиц вырывается из механических глоток.
Но сам-то Скиннер живой!
Он сидел на террасе своего большого дома на холме и, наслаждаясь «делом своих рук», смотрел вниз, на простирающийся вдали Эдем. Унылый маленький спутник, этот запущенный, лишенный растительности мирок — Скиннер купил его много лет назад — теперь преобразован в миниатюрное подобие Земли, напоминавшее ему родной дом. Под ним простирался город, очень похожий на тот, в котором он родился; здесь, на вершине холма, стоял большой особняк, в точности воспроизводящий самое лучшее жилище, которое у него когда-либо было на Земле. А вот там виднелся комплекс лабораторий доктора Тогола и внизу, в подземелье…
Скиннер прогнал эту мысль.
— Принесите мне что-нибудь выпить, — сказал он.
Скиннер-камердинер кивнул и пошел в дом, и велел Скиннеру-дворецкому приготовить коктейль. Никто больше не пил алкогольных напитков, ни у кого больше не было ни камердинеров, ни дворецких, но Скиннер так пожелал, он вспомнил, как жили в давно прошедшие времена, и намеревался таким же образом жить и впредь. Отныне и навсегда.
Выпив коктейль, Скиннер велел Скиннеру-шоферу отвезти его в город. По дороге он смотрел из минимобиля по сторонам, наслаждаясь проносящимися картинами. Скиннер и всегда-то наблюдал за людьми, а теперь деятельность этих людей представляла для него совершенно особый интерес. Скиннеры в других минимобилях, когда он проезжал мимо них, кивали и улыбались ему. На перекрестке Скиннер-офицер охраны махнул ему — поезжай себе. На тротуаре перед фабриками, производящими продукты питания, другие Скиннеры шли по делам, выполнять поручения. Скиннер — инженер по гидропонике, Скиннер — специалист по промышленным отходам, Скиннер — диспетчер, Скиннер — оператор на установках по выработке кислорода, Скиннер — специалист по средствам связи. У каждого в этом маленьком мирке было свое место и свои функции, которые в соответствии с планом и программой помогали обеспечивать плавный и действенный ход событий.
— Ясно одно, — сказал некогда Скиннер доктору Тоголу. — У меня не будет никаких компьютеров. Я не хочу, чтобы моих людей контролировали машины. Они не роботы, все до единого — люди, и они будут жить как люди. Полная ответственность и полная обеспеченность — вот вам секрет наполненной жизни. В конце концов они так же важны для здешнего уклада, как и я сам, и я хочу, чтобы они были счастливы. Может, для вас все это не имеет значения, но вы должны помнить, что они — моя семья.
— Больше, чем семья, — сказал доктор Тогол. — Они — это вы сами.
И это было правдой. Они были он сам — или часть его. Каждый из них действительно был Скиннером, выросшим из одной клетки, воспроизведенным и развившимся при совершенствовании процесса доктора Тогола.
Процесс этот назывался клонированием, и он был очень сложным. Сама теория клонирования тоже была сложной, и Скиннер так никогда и не понял ее целиком. Но у него и не было в том нужды; это уж была задача доктора Тогола — создать теорию клонирования и разработать способы претворения ее в жизнь. Скиннер обеспечивал финансирование, лабораторные работы, оборудование, благоприятные условия для исследований. Средства — его, а способы — доктора Тогола. И под конец — когда этот конец наступил — из тела Скиннера была изъята ткань с живыми клетками для образования клонов, которые были изолированы и помещены в питательную среду. Эти клоны прошли цикл сложного превращения в подобие самого Скиннера. Не репродукции, не имитации, не копии — это было подобие его самого.
Взглянув на зеркало заднего обзора минимобиля, Скиннер увидел шофера — в зеркале отразились его собственное лицо и тело. Выглянув из окна, увидел себя в любом человеке, мимо которого он проезжал. Каждый из этих Скиннеров был высокого роста мужчина, давно переваливший за средние годы, но с юношеской энергией — следствием тщательного соблюдения режима, предлагаемого передовой витаминной терапией, и полного омоложения органов; следствием дорогостоящего медицинского ухода, который уничтожил разрушительное действие метастазов. А поскольку карцинома — не наследственное заболевание, то оно не передалось клонам. Все Скиннеры были в добром здравии, как и он сам. И как и он сам, они несли в себе действенные клетки — семена бессмертия.
Вечно…
Они будут жить вечно, как и он.
Они были он сам, физически неотличимые, разве что одежда на них была неодинаковая — форма указывала на различные роды деятельности и помогала их опознавать.
Мирок Скиннеров в мире Скиннера.
Конечно, возникали и проблемы.
Этот вопрос они обсуждали давно, еще прежде, чем доктор Тогол приступил к работе.
— Одного полноценного клона вполне достаточно, — сказал доктор Тогол. — Один жизнеспособный отпечаток вашей личности — это все, что вам нужно.
Скиннер покачал головой.