Я обедал в кафе на Домской площади. Здесь я встретил знакомого. В сущности, это был знакомый Иманта, тоже физик, они работали вместе.
Мы разговорились и решили выпить бутылку вина. Внезапно к столику подошел не кто иной, как самозваный лауреат Нобелевской премии.
— Я вас приветствую! — Он приподнял неизменную шляпу.
— Здравствуйте, — хмуро ответил я.
— Пожалуй, я выпью с вами кофе, — сказал он. — Не против?
— Отчего же, — ответил я.
Он, вероятно, никогда не снимал свою шляпу. Даже здесь, сев за столик, он только слегка поправил ее края.
Знакомый Иманта стал рассказывать о случае с шаровой молнией, произошедшем недавно в рыбачьем поселке недалеко от Риги. Шаровая молния появилась со стороны моря и долго блуждала среди домов, приводя в ужас жителей. Она влетела в раскрытое окно одного особняка, коснулась онемевшего хозяина и медленно уплыла, не причинив особого вреда. Правда, потом рыбак обнаружил, что с груди у него исчезла серебряная цепочка с крестиком, а из кармана важная телеграмма. Телеграмму эту обнаружили потом совершенно целой в скворешнике, висящем неподалеку от дома.
— Фокусы! — восклицал знакомый. Он занимался плазмой и был увлечен своей работой. — Загадка природы!
— Невелика загадка, — буркнул внезапно Раймонд Грот.
— Вы полагаете? — сказал знакомый. — А мы вот у нас в институте бьемся с этой треклятой молнией…
— Раймонд ведь тоже физик, — сказал я насмешливо.
— Чем вы занимаетесь? — спросил знакомый.
— Я только учусь, — ответил Грот. — А вообще-то меня интересует комбинация времен.
— Что вы имеете в виду?
— Мы делаем коктейли. Ну, как вам сказать… Чуточку одного времени, чуточку другого, новые модуляции. Скажем, девятнадцатый век с примесью шестнадцатого и третьего до новой эры. Или двадцатый с добавлением одиннадцатого.
— Это что же, в театре или кино? — спросил знакомый.
— Да нет, прямо в жизни.
— Ну-ну. — Знакомый посмотрел на меня вопросительно. Я подмигнул. — А что у вас за организация?
— Как вам сказать… Учебное заведение.
— У вас хорошая типография, — заметил я.
— Что? — спросил Раймонд Грот.
— Визитная карточка выполнена отлично.
— Ах, это? — Раймонд полез в карман. — Позвольте и вам предложить. — Он протянул визитную карточку моему знакомому.
Тот прочитал ее с интересом.
— Хотел бы я иметь такую визитную карточку. А вы не боитесь ее дарить?
— А что? — спросил Раймонд Грот недоуменно.
— Попадется какой-нибудь, знаете… Будет выяснять. Вдруг существует постановление по части визитных карточек, и на них следует печатать то, что соответствует истине.
— Но это примерно и соответствует, — сказал Раймонд. — Мы искали что-либо подходящее и остановились на формулировке «лауреат Нобелевской премии».
— Завидую. — Знакомый вздохнул и начал откланиваться.
Пока Раймонд что-то разглядывал на дне кофейной чашечки, знакомый кивнул в его сторону и постучал пальцем по лбу. Я неопределенно пожал плечами.
— Кстати, — сказал Раймонд, — я дам вам маленький совет по части шаровых молний.
— Слушаю. — Знакомый остановился.
— Представьте, что это мини-планкеон, и поищите в этом направлении.
— Хорошо. — Знакомый улыбнулся. Он пошел к двери, но вдруг остановился как вкопанный. Еще через мгновение он вновь стоял перед нами. — Вы сказали, планкеон?
— Да, крошечный. — Раймонд Грот сложил пальцы в щепотку.
— Так. — Знакомый постоял и ушел с несколько ошеломленным видом.
Этот парень обладает способностью удивлять людей, подумал я. Нет, видно, он не просто шутник.
— Как проводите время? — спросил Раймонд Грот.
— В умеренных хлопотах.
— Побывали в том доме?
— Каком?
— На улице Вестурес. — Он приблизил лицо, как в тот момент, когда спрашивал о сокровенном. — Дом работает только вечером.
— Что?
— Я говорю, он работает вечером, а днем закрыто.
— По-моему, он всегда закрыт. В доме нет никого.
— Уж я-то знаю! И потом, даю вам совет, не впутывайте в это дело других людей.
— Какое еще дело, черт побери! — сказал я, раздраженный его развязным тоном.
— А то все испортите, — добавил он.
— Вы что-нибудь знаете о доме номер семнадцать? — спросил я.
— Еще бы не знать! Это мой курсовой отчет.
— Вы занимались реставрацией?
— Да, — сказал он, — в некотором роде.
— Однако ж вы называетесь физиком.
— Все вокруг нас физика, — сказал он с бесшабашным видом.
— Я, смотрю, вы философ.
— Да-да, вы правы. Философия моя слабость. В конце концов смешение времен — эксперимент не столько физический, сколько философский. Задача достижения Единого Времени вполне корректна с физической точки зрения, но вот нравственный аспект остается спорным. Чего мы достигнем? И нужно ли это в конце концов? Я даже скажу вам, задача моего опыта куда более локальная. Я хочу извлечь побочный эффект, понимаете? Побочный эффект! Они ждут от меня рядовых выводов, на вас глядят, как на подопытного кролика, а я им выложу побочный эффект! И не кто иной, как вы его произведете.
— Благодарю за доверие, — сказал я.
— Да вы всегда мне нравились, — небрежно сказал он.
— Всегда?
— А как вы думали? Слежу за вами несколько лет. Знаю все до единой строчки. У вас опубликовано тридцать четыре рассказа, две повести и восемнадцать статей. В основном ерунда, конечно. Старина, не сердитесь. Но есть три строчки, которые меня обнадежили. Я имею в виду миниатюру «Первый снег», как она напечатана в сборнике «Осень», строки одиннадцать, двенадцать, тринадцать.
На этот раз пришла пора изумиться мне.
— Я им говорю, посмотрите на эти три строчки. Разве за них нельзя зацепиться? Ведь там единственная в своем роде метафора «перевернутая», как мы ее называем. Старик не такой уж болван. Это я о вас, извините. Но у нас в сколариуме такая манера выражаться. Ваш предшественник, живший веком раньше, конечно, был посильнее. Он чепухи не писал и уж, во всяком случае, враньем не занимался. Да-да, старина, есть у вас не вполне искренние статейки. Но я вас ничуть не виню, просто время другое. Ну, они говорят, бери своего парня, ставь эксперимент, а на большее он непригоден. Вот это посмотрим. Я на вас надеюсь, старик. Эксперимент экспериментом, сколько уж тысяч поставлено, но я надеюсь извлечь побочный эффект. Только не путайте в опыт других людей. Ну зачем, например, вы поперлись на улицу Трошню к этому вору и жулику?
Я молчал.
— По-вашему, первый Томас и есть тот самый, которого надо спасать? По этому давно камера плачет, а нужный вам Томас живет минус сто лет отсюда, человек благородный, приличный, и уж не вам заниматься его спасением. Мой друг. Единое Время еще не объявлено, так что живите в своем двадцатом.
Я уже устал слушать, а он все говорил, попыхивая сигарой.
— Мой принцип — ничего не скрывать. Я не строю из себя таинственного кудесника, я всего лишь студент, у меня курсовая работа, и я хочу ее выполнить хорошо. Конечно, вы вправе спросить, какая вам выгода от моего эксперимента? Я бы мог ответить, что дарю несравненные моменты сближения с мечтой, это я о портрете, как понимаете…
— Каком портрете? — перебил я его.
— Ну, этом самом, который у вас в бумажнике. Но, по мне, не в лирике дело. Вы произведете побочный эффект и, бьюсь об заклад, останетесь в выигрыше.
— Кто вы такой? — спросил я. — Откуда вы знаете о портрете?
— Я? — Он изумился. — Хорошенький вопрос. Что за психология в ваши времена! Чуть не так, сразу «кто вы такой». Что же, вам не понятно?
— Нет, не понятно. Кто вам рассказал, что я ношу с собой портрет?
— Кто? Старина, да мы это в первых классах проходим. Ну, не скажу, что случай с вашим портретом слишком известен, но в одной хрестоматии есть на него ссылка. Живет человек, таскает с собой портрет. Мало ему красивых девушек рядом, подавай несуществующую или, вернее, существовавшую совсем в другое время. Все это лирика, старина, и, поверьте мне на слово, чушь собачья. Вы бы посмотрели вокруг себя, ей-богу найдется персона не хуже. Вот закончим эксперимент, и принимайтесь за дело. Сколько вас таких бродит по свету, таская в карманах портреты и не замечая реальных лиц. Вам-то еще повезло, вы с ней столкнулись. И благодарите за это меня. Я вам устрою маленькое развенчание иллюзий, а заодно напишу отчет. Мы сделаем дельце! Но главное — побочный эффект. Я им преподнесу сюрприз на экзамене…