– Теперь ты говоришь как литературный критик, – я усмехнулся.
– Я говорю как человек, который видит в этой истории нечто большее, чем просто череду событий, – парировала она. – Нечто, что отражает фундаментальные противоречия нашей эпохи.
Мы поговорили ещё немного о завтрашней встрече в музее, о моей новой инсталляции, над которой мы работали вместе. Затем она спросила:
– Ты готов к открытию своей первой персональной выставки? До неё осталось всего две недели.
Я задумался. Персональная выставка Марка Белецкого – не Фантома, не вымышленного художника, а меня самого – должна была открыться в одной из самых престижных галерей Москвы. Выставка, на которой я представлю свои собственные работы – серию инсталляций, исследующих природу идентичности, подлинности, ценности в цифровую эпоху.
– Не знаю, – честно ответил я. – Это странное чувство – выставлять работы под своим именем после всей истории с Фантомом. Как будто я обнажаюсь перед публикой, становлюсь уязвимым.
– Это нормально, – мягко сказала Вероника. – Подлинная уязвимость – это часть настоящего искусства. Фантом был маской, щитом, за которым ты мог спрятаться. Теперь ты выходишь из-за этого щита, и это требует мужества.
Она была права, как всегда. Создавая Фантома, я мог дистанцироваться от его работ, от его философии, от его высказываний. Это был комфортный способ участвовать в мире искусства, не рискуя собственным эго, собственной репутацией, собственными страхами и неуверенностью.
Но теперь всё было иначе. Я выставлял работы под своим именем, я говорил своим голосом, я представлял своё видение. И это было одновременно страшно и освобождающе.
– Приезжай сегодня, – предложила Вероника. – Я приготовлю ужин, мы обсудим последние детали инсталляции.
– С удовольствием, – согласился я. – Буду через час.
После разговора я сидел некоторое время в тишине, размышляя о странных поворотах, которые приняла моя жизнь за последние годы. От циничного арт-дилера, завидующего успеху других, к создателю величайшей мистификации в истории современного искусства. От афериста, балансирующего на грани разоблачения, к признанному концептуальному художнику с персональной выставкой в престижной галерее.
Это была трансформация, перерождение, которое я никогда не мог предвидеть или спланировать. Оно произошло через боль, через потерю, через столкновение с собственной ложью и её последствиями. Через признание своих ошибок и открытие неожиданных смыслов в том, что начиналось как циничная схема заработка.
Я встал и начал собираться к Веронике. Перед выходом взглянул на рабочий стол, где лежали эскизы моей новой инсталляции – центрального произведения предстоящей выставки. Инсталляции, которая называлась «Фантом и его создатель» и исследовала сложные отношения между художником и его творением, между автором и персонажем, между реальностью и симуляцией.
В этой работе я наконец объединял два мира, две идентичности – Фантома и Марка Белецкого. Не отрицая прошлое, не пытаясь переписать историю, но признавая все её противоречия и парадоксы, все ошибки и прозрения, всю ложь и правду, которые переплелись настолько тесно, что уже невозможно было полностью отделить одно от другого.
Две недели спустя я стоял в центре выставочного зала галереи «Зимний», окруженный журналистами, критиками, коллекционерами, друзьями и случайными посетителями. Вокруг нас располагались мои работы – инсталляции, видеоарт, интерактивные проекции, объединенные общей темой исследования границ между подлинным и поддельным, между автором и его созданием, между искусством и его симуляцией.
Но центральным элементом выставки, её сердцем и кульминацией была инсталляция «Фантом и его создатель» – сложная композиция, сочетающая физические объекты, цифровые проекции и звуковые элементы.
В центре инсталляции – два зеркала, стоящие друг напротив друга, создающие бесконечный коридор отражений. Между ними – проектор, транслирующий на полупрозрачный экран постоянно меняющиеся цифровые образы, фрагменты работ Фантома, цитаты из его интервью, кадры с выставок, заголовки статей о разоблачении. Всё это сопровождалось звуковой композицией – моими размышлениями о природе творчества, подлинности, ценности, записанными и обработанными так, чтобы создать эффект диалога между мной и Фантомом, между создателем и его творением.
Зритель, входящий в пространство инсталляции, видел своё отражение, умноженное бесконечным коридором зеркал, но также видел и проецируемые образы, которые накладывались на эти отражения, создавая эффект слияния, размытия границ между наблюдателем и наблюдаемым, между реальным и виртуальным.