Выбрать главу

– Эта работа исследует не только историю Фантома, но и более фундаментальные вопросы о природе авторства и идентичности в цифровую эпоху, – объяснял я группе журналистов. – Когда мы создаём виртуальный образ, персонажа, альтер-эго, мы не просто создаём маску или инструмент – мы создаём часть себя, которая затем начинает жить собственной жизнью, влиять на нас, менять нас.

– Вы считаете, что Фантом изменил вас? – спросила журналистка из арт-издания.

– Несомненно, – я кивнул. – Он начинался как инструмент для манипуляции рынком, но постепенно стал чем-то большим – зеркалом, в котором я увидел свои собственные страхи, амбиции, неуверенность. Через него я исследовал вопросы, которые всегда меня интересовали, но которые я не решался задавать открыто – о ценности искусства, о механизмах признания, о границах между подлинным и поддельным.

– А не является ли вся эта интерпретация Фантома как концептуального проекта просто удобным способом избежать ответственности за мошенничество? – прозвучал резкий вопрос от критика, известного своей бескомпромиссностью.

Я улыбнулся, не чувствуя раздражения – этот вопрос задавали мне десятки раз за последние месяцы, и я давно научился отвечать на него честно:

– Конечно, есть элемент самооправдания в моей интерпретации, – признал я. – Никто не хочет видеть себя просто мошенником, аферистом, обманщиком. Мы все стремимся придать смысл своим действиям, найти в них более глубокое значение. Но я также верю, что произведение искусства всегда больше, чем изначальное намерение его создателя. Оно обретает новые смыслы, новые интерпретации, новые контексты. И в случае с Фантомом этот процесс просто был более драматичным, более публичным, более противоречивым.

Критик кивнул, явно не полностью убеждённый, но и не готовый продолжать спор.

Пресс-конференция продолжалась ещё около часа. Я отвечал на вопросы о книге, о выставке, о будущих проектах, о моем отношении к рынку NFT после всего, что произошло. Затем началась неформальная часть вечера – фуршет, свободное общение, возможность для посетителей более детально изучить работы.

Я стоял у стены с бокалом шампанского, наблюдая за реакцией людей на мои инсталляции, когда заметил знакомую фигуру, входящую в галерею. Олег Савицкий – безупречно одетый, с неизменной аурой власти и уверенности. Он заметил меня и направился прямо ко мне, не тратя времени на осмотр выставки.

– Марк, – он протянул руку. – Поздравляю с открытием. Впечатляющая работа.

Я пожал его руку, стараясь не показывать удивления от его появления:

– Олег. Не ожидал увидеть вас здесь.

– Я следил за вашей историей с самого начала, – он пожал плечами. – Было бы странно пропустить её кульминацию.

Мы отошли в сторону, чтобы не привлекать внимания других гостей.

– Вы игнорировали мои сообщения, – заметил он без упрёка, просто констатируя факт.

– У меня не было причин отвечать, – я был так же прямолинеен. – Наши пути разошлись в момент, когда вы решили использовать шантаж как метод ведения бизнеса.

Савицкий не стал отрицать:

– Я использовал инструменты, которые были в моём распоряжении. Как и вы, когда создавали Фантома.

– Возможно, – согласился я. – Но это не значит, что я хочу иметь с вами дело сейчас, когда у меня есть выбор.

Он улыбнулся – не саркастически, а с каким-то странным уважением:

– Справедливо. Я просто хотел лично выразить своё восхищение тем, как вы трансформировали историю Фантома. Из потенциальной катастрофы в триумф. Из скандала в произведение искусства. Это требовало не только интеллекта, но и определённой смелости, определённого видения.

– Спасибо, – я кивнул, принимая комплимент, но не размягчаясь. – Это всё?

– Не совсем, – он сделал глоток шампанского. – Я также хотел сказать, что несмотря на наши прошлые разногласия, я всё ещё заинтересован в сотрудничестве. Не в покупке Фантома – я понимаю, что этот поезд ушёл. Но в поддержке ваших будущих проектов. На чисто коммерческой основе, без личных элементов.

Я посмотрел на него, пытаясь понять, что скрывается за этим предложением:

– Почему? Вы же понимаете, что я никогда не буду полностью доверять вам после того, что произошло.

– Потому что вы талантливы, – просто сказал он. – И не только как художник или концептуалист. Вы понимаете рынок, вы чувствуете публику, вы умеете создавать нарративы, которые резонируют с коллективным бессознательным. Это редкое сочетание качеств, которое я ценю как инвестор.