Вечер продолжался, и я все больше убеждался, что наш план сработал. Работы Фантома вызвали именно тот резонанс, на который мы рассчитывали. Люди были впечатлены, заинтригованы, хотели стать частью этого нового явления.
К концу вечера Глеб отвел меня в сторону, его глаза блестели от возбуждения:
– Три продажи, Марк. Три чертовых продажи в первый же вечер! Корин взял «Дисперсию идентичности» за пятнадцать тысяч долларов. Дорохов купил «Эхо пустоты» за двадцать тысяч. И что самое удивительное – Савельева приобрела «Фрагменты сознания» для своего музея за двенадцать тысяч. Музейная покупка, Марк! Это легитимизирует Фантома на институциональном уровне!
Я почувствовал, как у меня подкашиваются ноги. Сорок семь тысяч долларов за один вечер. За работы художника, которого не существует. За цифровые файлы, созданные программистом в его квартире на окраине Москвы.
– Это… потрясающе, – выдавил я, не находя других слов.
– И это только начало, – Глеб похлопал меня по плечу. – Еще как минимум пять человек выразили серьезную заинтересованность. Они хотят подумать, посоветоваться со своими консультантами, но я уверен, что к концу недели у нас будет еще несколько продаж.
Я кивнул, пытаясь осмыслить происходящее. План сработал даже лучше, чем я ожидал. Алекс Фантом не просто был принят арт-сообществом – он был встречен с восторгом. И это создавало новые возможности, но и новые риски.
Когда последние гости разошлись, мы с Глебом, Димой и Софьей собрались в подсобном помещении галереи, чтобы отметить успех. Глеб открыл бутылку шампанского, и мы выпили за успешный старт проекта.
– За Алекса Фантома, – провозгласил Глеб, поднимая бокал. – Да здравствует самый загадочный художник современности!
Мы чокнулись. Софья выглядела искренне счастливой за мой успех, не подозревая о том, что стала невольной соучастницей аферы. Дима сохранял внешнее спокойствие, но я видел в его глазах то же возбуждение, которое чувствовал сам. Глеб был полон энтузиазма и уже строил планы на будущее – выставки в других городах, участие в международных ярмарках, сотрудничество с крупными коллекционерами.
– Мы на пороге чего-то большого, – сказал он, наливая вторую порцию шампанского. – Я чувствую это. Фантом может стать настоящим феноменом, выходящим за рамки обычного арт-проекта.
Я молча кивнул, внутренне содрогаясь от его слов. Глеб, сам того не осознавая, описывал именно то, чего я начинал бояться – Фантом, выходящий из-под контроля, становящийся больше, чем просто выдумкой, обретающий собственную жизнь в информационном пространстве.
Когда мы с Димой шли к такси, он тихо сказал:
– Ну что, создатель, доволен своим творением?
В его голосе была легкая ирония, но и нотка искреннего уважения.
– Пока все идет по плану, – осторожно ответил я. – Но это только первый шаг. Нам предстоит долгий путь.
– И куда он нас приведет? – задумчиво спросил Дима. – Ты сам-то понимаешь?
Я покачал головой:
– Нет. Но я хочу узнать.
В такси, возвращаясь домой, я просматривал социальные сети. Хештег #AlexPhantom уже начинал набирать популярность. Люди делились фотографиями с выставки, цитировали статью Софьи и высказывание Карины Штерн, обсуждали возможную личность художника. Информационное поле вокруг Фантома формировалось стремительно, обрастая деталями, домыслами, интерпретациями.
Я создал монстра, подумал я. И теперь он начинает жить собственной жизнью.
ЧАСТЬ II: ВОСХОЖДЕНИЕ
Глава 6: Хайп
За шесть месяцев Алекс Фантом из никому не известного художника превратился в одну из самых обсуждаемых фигур российской арт-сцены. Его работы продавались за десятки тысяч долларов, о нем писали статьи в ведущих изданиях, его имя упоминалось в одном ряду с признанными звездами цифрового искусства.
А я превратился в востребованного арт-дилера, единственного официального представителя загадочного гения. Моя жизнь изменилась до неузнаваемости. Вместо обшарпанной квартиры на окраине центра – просторная студия в Хамовниках. Вместо метро – такси или каршеринг. Вместо дешевых костюмов из масс-маркета – одежда от модных дизайнеров. Вместо попыток наскрести на аренду – счет в банке с суммой, о которой я раньше мог только мечтать.
Но главное отличие заключалось не в материальном благополучии, а в социальном статусе. Теперь меня знали, меня слушали, меня приглашали на закрытые мероприятия, мне предлагали сотрудничество. Я больше не был неудачником, пытающимся зацепиться за край арт-рынка, – я стал его заметным игроком.