В то апрельское утро я сидел в кафе «Пушкинъ», ожидая журналистку из GQ, которая должна была взять у меня интервью для статьи «Люди, меняющие облик российского искусства». Передо мной лежали распечатки нескольких последних интервью, которые я давал о Фантоме, – мне нужно было освежить в памяти все детали, чтобы не допустить противоречий.
За эти месяцы мы с Димой создали сложную систему документирования всей информации о Фантоме, которую я сообщал публике. Каждое интервью, каждое публичное заявление, каждая деталь биографии – все это фиксировалось в специальной базе данных, чтобы избежать расхождений, которые могли бы вызвать подозрения.
Но несмотря на эту систему, поддерживать легенду становилось все сложнее. Журналисты копали все глубже, задавали все более конкретные вопросы, искали противоречия и несостыковки. Мне приходилось быть предельно осторожным, балансируя между поддержанием загадочности Фантома и необходимостью предоставлять достаточно информации, чтобы подогревать интерес публики.
– Мистер Белецкий? – прервал мои размышления женский голос.
Я поднял глаза. Передо мной стояла молодая женщина с короткой стрижкой и в очках в массивной оправе – Мария Климова, журналистка GQ.
– Да, здравствуйте, – я встал и пожал ей руку. – Прошу, присаживайтесь.
Мария села напротив, достала диктофон и блокнот.
– Спасибо, что согласились на интервью, – начала она. – Наши читатели очень интересуются феноменом Алекса Фантома, и вы, как его единственный представитель, можете приоткрыть завесу тайны.
Я улыбнулся отработанной улыбкой:
– Боюсь, что многие тайны так и останутся тайнами. Мистер Фантом очень ценит свою приватность.
– И все же, – Мария включила диктофон, – за последние полгода Фантом стал одним из самых обсуждаемых художников в России. Его работы продаются за десятки тысяч долларов, о нем пишут ведущие критики. Как вы объясняете такой стремительный успех?
– Думаю, дело в сочетании нескольких факторов, – начал я свою заранее подготовленную речь. – Во-первых, Фантом работает на стыке актуальных тенденций – цифровое искусство, NFT, исследование влияния технологий на человеческую психику. Во-вторых, он обладает уникальным визуальным языком, который сразу выделил его работы из общего потока. И в-третьих, конечно, его принципиальная позиция относительно анонимности создала определенный ореол таинственности, который привлекает внимание.
Мария кивнула, делая пометки:
– Некоторые критики считают, что анонимность Фантома – это всего лишь маркетинговый ход. Что вы на это скажете?
– Я бы сказал, что эти критики не понимают философской позиции художника, – ответил я, стараясь звучать слегка оскорбленно. – Решение Фантома скрыть свою личность – это не маркетинговый трюк, а концептуальный жест, часть его художественного высказывания. В мире, одержимом персональными брендами и культом личности, он предлагает альтернативу – искусство, которое существует отдельно от своего создателя, не отягощенное биографическим контекстом.
– И все же, не кажется ли вам, что анонимность только подогревает интерес к личности художника, вместо того чтобы отвлекать от нее?
Умная девочка, подумал я. Задает правильные вопросы.
– Это интересный парадокс, – признал я. – Чем больше художник пытается скрыться, тем активнее публика пытается его найти. Но я думаю, что Фантом осознает это противоречие и даже делает его частью своего художественного высказывания. Его работы часто исследуют тему иллюзорности и противоречивости человеческой идентичности в цифровую эпоху.
Интервью продолжалось в том же духе еще около часа. Мария задавала острые, иногда провокационные вопросы, но я был хорошо подготовлен и уверенно лавировал между правдой, полуправдой и откровенной выдумкой.
Когда мы закончили и Мария ушла, я почувствовал знакомое истощение, которое всегда наступало после таких интервью. Поддержание легенды Фантома требовало постоянного напряжения, внимания к каждому слову, каждому жесту. Это было выматывающе, но и странным образом захватывающе – как сложная ролевая игра, в которой ставки постоянно растут.
Я допил кофе и открыл ноутбук, чтобы проверить почту. Среди десятков писем – запросы на интервью, предложения о сотрудничестве, приглашения на мероприятия – выделялось одно, от Глеба. «Срочно. Нужно обсудить предложение от Miami Art Basel. Перезвони, как увидишь».
Miami Art Basel – одна из крупнейших международных ярмарок современного искусства. Если нас приглашали туда, это означало выход на совершенно новый уровень. И новые риски.