– Конечно, нет, – согласился Глеб. – Но эта версия объясняет timing и организованность атаки. И, что более важно, она подсказывает возможное решение.
– Какое? – спросил я.
– Принять предложение Савицкого, – Глеб пожал плечами. – Если он действительно стоит за Фоминым, то, получив то, что хочет, он уберет эту проблему. Если нет – мы все равно получим влиятельного защитника, который поможет нам справиться с кризисом.
Я покачал головой:
– Это шантаж. Мы не можем поддаться.
– Но у нас может не быть выбора, – возразил Глеб. – Ситуация выходит из-под контроля. Фомин продолжает публиковать «доказательства», медиа подхватывают историю, коллекционеры начинают беспокоиться. Если мы не найдем решение быстро, все может рухнуть.
– Прежде чем принимать такие решения, нам нужно больше информации, – сказал Дима. – Я продолжу исследовать Фомина, искать возможные связи с Савицким или кем-то еще. А пока нам нужно публично реагировать на текущую ситуацию.
Мы обсудили стратегию и решили, что я дам развернутое интервью одному из ведущих арт-изданий, в котором подробно опровергну претензии Фомина и подтвержу аутентичность работ Фантома. Глеб свяжется с ключевыми коллекционерами и галеристами, чтобы успокоить их и предотвратить панику. Дима займется техническим анализом, чтобы подготовиться к возможной экспертизе работ.
Но даже когда мы разработали этот план, я чувствовал, что мы теряем контроль над ситуацией. События развивались слишком быстро, слишком непредсказуемо. Фантом, которого мы создали как инструмент для заработка и признания, превращался в нечто большее – в поле битвы, где сталкивались интересы различных игроков, многие из которых были гораздо мощнее нас.
Следующие дни прошли как в лихорадке. Я давал интервью, выпускал заявления, общался с журналистами и коллекционерами. Глеб проводил встречи с партнерами, пытаясь сохранить их доверие. Дима работал над техническим анализом и продолжал расследование относительно Фомина.
История о «настоящем Алексе Фантоме» стала главной темой в мире искусства. Медиа освещали конфликт с жадным интересом, эксперты высказывали различные мнения, люди в социальных сетях строили теории и выбирали стороны.
Фомин продолжал публиковать все новые «доказательства» своего авторства – скриншоты переписки, фотографии эскизов, даже видео процесса создания работ, визуально похожих на работы Фантома. Он давал интервью, в которых подробно рассказывал, как был «обманут своим бывшим партнером», как его идеи и стиль были «украдены» для создания Фантома.
Наши попытки дискредитировать его наталкивались на проблему – у нас не было конкретных доказательств, опровергающих его версию. Мы могли лишь настаивать на официальной версии о Фантоме, которая сама по себе была размытой и таинственной из-за нашего желания сохранить анонимность.
На пятый день кризиса Дима наконец нашел что-то конкретное:
– У меня есть зацепка, – сказал он, когда мы встретились в моей квартире. – Фомин действительно работал над проектами цифрового искусства, похожими на ранние работы Фантома. Но не сам – он сотрудничал с программистом по имени Алексей Неверов.
– И? – я не видел, к чему он клонит.
– Неверов работал в той же IT-компании, что и я, три года назад, – объяснил Дима. – Мы не были близкими друзьями, но пересекались на корпоративах и в общих проектах. Он мог знать о моих экспериментах с генеративным искусством, о моих подходах к программированию.
Я почувствовал, как по спине пробежал холодок:
– Ты думаешь, он связан с Фоминым? Рассказал ему о твоих методах?
– Возможно, – Дима кивнул. – Это объяснило бы, откуда Фомин знает технические детали, которые мы нигде публично не обсуждали. Если Неверов работал с ним над похожими проектами и использовал те же подходы, что и я…
– Это подрывает его претензии, – я начал понимать. – Он не «настоящий Фантом», украденный его партнером. Он просто работал с человеком, который знал некоторые твои методы.
– Именно, – Дима кивнул. – Но доказать это сложно. Я не могу открыто заявить о своей роли в создании работ Фантома, не разрушив всю легенду.
– Может быть, нам не нужно доказывать это публично, – задумался я. – Может быть, достаточно связаться с Фоминым напрямую, показать, что мы знаем о его связи с Неверовым, и предложить ему отступить?
Дима покачал головой:
– Это рискованно. Он может записать разговор и использовать его против нас. Любое прямое общение с ним может дать ему новые аргументы или информацию.