– Привет, – сказала она, глядя на меня без осуждения и без жалости. Просто глядя.
– Привет, – ответил я, отступая в сторону, чтобы пропустить её в квартиру.
Она вошла, огляделась, сняла пуховик и повесила его на крючок у двери. Под ним оказался объёмный свитер ручной вязки, такой же эклектичный и своеобразный, как её искусство.
– У тебя есть чай? – спросила она, как будто мы виделись вчера, как будто не было пяти лет разлуки и грандиозного скандала, уничтожившего мою репутацию.
– Кажется, есть какие-то пакетики, – я неопределённо махнул в сторону кухонного уголка.
Вероника кивнула и пошла на кухню, открывая шкафчики с такой непринуждённостью, как будто была здесь много раз. Я наблюдал за ней, не понимая, что происходит, почему она здесь и зачем всё это.
– Ты видела новости? – спросил я, прислонившись к стене. – Знаешь, что произошло?
– Конечно, – она поставила чайник и повернулась ко мне. – Вся арт-тусовка только об этом и говорит. Алекс Фантом, самый загадочный художник современности, оказался коллективной мистификацией. Продано работ на миллионы долларов, обмануты десятки коллекционеров, включая музеи и корпорации. Скандал десятилетия.
Её тон был нейтральным, как будто она пересказывала сводку погоды, а не историю моего падения.
– И ты пришла… зачем? – я всё ещё не понимал.
Вероника вздохнула и посмотрела мне прямо в глаза:
– Потому что, при всех твоих ошибках и при всём моём разочаровании в тебе, я вижу в этой истории нечто большее, чем просто мошенничество. Я вижу в ней комментарий о состоянии современного искусства, о кризисе подлинности, о системе, которая ценит бренд выше таланта и маркетинг выше смысла.
Чайник закипел, издав пронзительный свист. Вероника отвернулась, чтобы выключить его, а я остался стоять, пытаясь осмыслить её слова.
– Ты оправдываешь меня? – спросил я недоверчиво.
Она покачала головой, разливая кипяток по чашкам:
– Нет. То, что ты сделал, было неправильно. Ты обманул людей, ты манипулировал рынком, ты создал фальшивку. Но в каком-то смысле ты просто довёл до логического завершения то, что и так происходит на арт-рынке каждый день. Ты просто сделал явным то, что обычно скрыто за фасадом галерей, аукционных домов и музеев.
Она протянула мне чашку с чаем, и я машинально взял её, чувствуя тепло, проникающее сквозь керамику в мои холодные пальцы.
– Я не планировал ничего такого, – признался я. – Это была просто афера. Способ заработать деньги, используя абсурдность рынка NFT.
– Я знаю, – Вероника села на диван, поджав под себя ноги. – Но иногда наши действия имеют последствия и смыслы, о которых мы даже не думали. Ты создал Фантома как мошенническую схему, но в итоге он стал чем-то большим – зеркалом, отражающим всю фальшь и поверхностность мира искусства.
Я сел рядом, держа чашку обеими руками, как будто она могла согреть не только мои пальцы, но и что-то глубоко внутри меня.
– Ты всегда была идеалисткой, – сказал я без издёвки, просто констатируя факт.
– А ты всегда был слишком циничным, – она слабо улыбнулась. – Наверное, поэтому мы и не сработались.
Мы сидели в тишине, пили чай и смотрели в окно, за которым продолжал падать снег. Внезапно я понял, что впервые за последние недели чувствую что-то кроме отчаяния и онемения – тихое, осторожное облегчение от того, что не один.
– У тебя есть план? – спросила Вероника через некоторое время. – Что ты собираешься делать дальше?
Я покачал головой:
– Какой план может быть у человека, потерявшего всё? Я под следствием. Мои счета арестованы. Моё имя уничтожено. Моя карьера в искусстве, какой бы сомнительной она ни была, закончена навсегда.
– Ты ошибаешься, – спокойно сказала Вероника. – Это не конец. Это может быть началом чего-то нового. Чего-то настоящего.
– Настоящего? – я почти рассмеялся. – Какое «настоящее» может вырасти из такой лжи?
– Иногда именно ложь, доведённая до абсурда, заставляет нас наконец увидеть правду, – она поставила чашку на стол. – Марк, ты создал величайшую мистификацию в истории современного искусства. Ты заставил всю индустрию поверить в несуществующего гения. Но что, если в этом есть более глубокий смысл? Что, если это не просто афера, а художественный жест, исследующий природу подлинности и ценности в мире, где всё превращается в товар?
Я смотрел на неё, не веря своим ушам:
– Ты предлагаешь мне превратить мошенничество в концептуальное искусство задним числом?
– Я предлагаю тебе увидеть в том, что ты сделал, нечто большее, чем ты сам в этом видел, – она наклонилась ближе. – Марк, ты всегда хотел быть художником. Может быть, ты им и стал, просто не так, как планировал. Может быть, Фантом – это твоё величайшее произведение. Не NFT, которые вы создавали с Димой, а сама концепция, сам образ, сама история.