– Может быть, – медленно сказал я, всё ещё не готовый полностью принять эту интерпретацию. – Но всё равно в основе всего лежал обман. Мы продавали подделку, выдавая её за оригинал.
– А что такое оригинал в мире NFT? – парировала Вероника. – Цифровой токен, привязанный к файлу, который может быть скопирован бесконечное количество раз? Разве вся эта система не построена на условности, на коллективном соглашении о том, что именно считать «подлинным»?
Она указала на интервью, которое я давал от имени Фантома для журнала «ArtReview»:
– Вот, ты сам говоришь здесь: «В цифровую эпоху понятие оригинала становится всё более условным. Что действительно имеет значение – это концепция, идея, интеллектуальный и эмоциональный отклик, который вызывает работа».
Я рассмеялся, но не цинично, а с оттенком удивления:
– Господи, я же просто нёс наукообразную чушь, чтобы звучать умнее! Это был маркетинговый ход, а не искреннее убеждение.
– Уверен? – Вероника приподняла бровь. – Потому что звучит довольно искренне. И, что более важно, это действительно интересная мысль, независимо от того, верил ты в неё или нет.
Я задумался. Действительно ли все эти идеи были просто красивой упаковкой для мошенничества? Или где-то глубоко внутри я действительно исследовал эти вопросы, пусть и не признаваясь в этом даже самому себе?
– Не знаю, – честно ответил я. – Всё так запуталось… Где начинался циничный расчёт и где заканчивалось искреннее творчество? Была ли граница между ними вообще?
– Именно этот вопрос и делает всю историю Фантома таким интересным случаем, – сказала Вероника, садясь рядом со мной на пол. – Это не просто афера, это исследование границ между подлинным и фальшивым, между искренностью и маркетингом, между искусством и его имитацией.
Мой телефон завибрировал. Сообщение от Софьи: «Можно заехать сегодня? Есть новости».
– Моя сестра хочет приехать, – сказал я Веронике. – Ты не против?
– Конечно, нет, – она начала собирать разбросанные по полу бумаги. – Она знает, что я тебе помогаю?
– Да, я сказал ей. Она была… удивлена, но рада.
Удивлена – это было мягко сказано. Когда я рассказал Софье о визитах Вероники, о наших разговорах и её идее переосмыслить историю Фантома, сестра долго молчала, а потом просто спросила: «Ты уверен, что это не попытка использовать тебя для её собственного проекта?»
Я понимал её подозрения. Вероника была известна своими концептуальными проектами, некоторые из которых балансировали на грани искусства и социального эксперимента. Но я также видел в её глазах искреннюю заботу, которая не могла быть просто частью какого-то художественного плана.
Софья приехала через час, когда мы с Вероникой уже навели относительный порядок в квартире. Она выглядела лучше, чем при нашей последней встрече – менее напряжённой, более отдохнувшей. Даже улыбнулась, увидев Веронику.
– Давно не виделись, – они обменялись сдержанными объятиями.
– Очень давно, – согласилась Вероника. – Я оставлю вас поговорить.
– Нет, останься, – Софья покачала головой. – То, что я хочу рассказать, касается и тебя, если ты действительно помогаешь Марку.
Мы сели за маленький кухонный стол. Софья достала из сумки бутылку вина и три бокала.
– Решила, что нам не помешает, – сказала она, разливая тёмно-красную жидкость. – Особенно с учётом новостей.
– Хороших или плохих? – спросил я, чувствуя, как напрягаются мышцы шеи.
– Сложных, – Софья сделала глоток вина. – Я общалась с юристом, которого нашла через старые связи отца. Он специализируется на делах, связанных с искусством и интеллектуальной собственностью. По его мнению, у нас есть шанс построить защиту на концепции, которую предложила Вероника.
Я удивлённо взглянул на сестру:
– Ты рассказала ему об этом?
– В общих чертах, – кивнула Софья. – Не беспокойся, я была очень осторожна. Но суть в том, что если мы сможем доказать, что Фантом с самого начала задумывался как концептуальный арт-проект, исследующий природу подлинности и ценности в цифровую эпоху, это может существенно смягчить юридические последствия.
– Но это будет ложь, – возразил я. – Изначально это была просто афера.
– А у тебя есть доказательства этого изначального намерения? – спросила Софья. – Письменный план мошенничества? Документы, явно указывающие на цель обмануть покупателей?