– А Глеб? – спросил я, оглядывая зал.
– Его не будет, – Вероника покачала головой. – Его адвокат считает, что появление на этой выставке может негативно сказаться на его деле.
Я кивнул, понимая логику. Глеб с самого начала дистанцировался от нашего плана, предпочитая строить защиту на утверждении, что он сам был обманут, не зная о фиктивной природе Фантома. Это была слабая позиция, учитывая имеющиеся доказательства, но, возможно, единственная, которая могла сработать в его случае.
Татьяна подошла к нам, элегантная и собранная, как всегда:
– Пора начинать. Все ждут.
Я глубоко вздохнул, чувствуя, как учащается пульс. Это был момент истины – момент, который мог либо спасти нас, превратив скандал в художественное высказывание, либо окончательно уничтожить, подтвердив все обвинения в мошенничестве.
Татьяна вышла в центр зала и постучала ложечкой по бокалу, привлекая внимание:
– Дамы и господа, добрый вечер! Добро пожаловать на выставку «Фантом: анатомия мистификации» – первую полную презентацию концептуального проекта, который потряс мир искусства. Сегодня создатель Фантома, художник и арт-дилер Марк Белецкий, впервые публично расскажет полную историю этого уникального эксперимента.
Она сделала паузу, а затем добавила с лёгкой улыбкой:
– Должна предупредить, что эта история перевернёт ваше представление о природе искусства, подлинности, ценности и о границах между мистификацией и художественным жестом. Марк, прошу вас.
Я вышел в центр зала, чувствуя на себе взгляды десятков людей – оценивающие, скептические, любопытные, враждебные. Камеры нескольких телеканалов и множество смартфонов были направлены на меня, записывая каждое движение, каждое слово.
– Добрый вечер, – начал я, удивляясь спокойствию собственного голоса. – Три года назад я создал художника, которого не существовало. Я дал ему имя – Алекс Фантом. Я придумал ему биографию, философию, стиль. Вместе с талантливым программистом мы создали работы, которые были проданы за миллионы долларов. Мы обманули коллекционеров, галеристов, критиков, весь мир искусства.
Я сделал паузу, глядя на лица слушателей. Никто не выглядел удивлённым – история Фантома уже была известна всем присутствующим.
– Это то, что вы уже знаете, – продолжил я. – То, о чём писали все медиа последние месяцы. История мошенничества, обмана, грандиозной аферы. Но сегодня я хочу рассказать вам другую историю – или, точнее, показать другую перспективу той же истории. Перспективу, в которой Фантом не просто мошенничество, а концептуальный проект, исследующий природу подлинности и ценности в эпоху цифровой репродукции и NFT.
По залу пробежал шёпот. Я видел, как журналисты активнее записывают, как вспыхивают вспышки фотоаппаратов.
– Когда я создавал Фантома, я действительно хотел заработать деньги, – признался я. – Я видел абсурдность рынка NFT, его готовность платить миллионы за работы неизвестных авторов, его одержимость цифровыми активами, которые по своей природе могут быть скопированы бесконечное количество раз. Я хотел использовать эту абсурдность, эксплуатировать её.
Я подошёл к стене с хронологией проекта:
– Но в процессе создания легенды Фантома, его работ, его философии произошло что-то неожиданное. То, что начиналось как циничная афера, начало эволюционировать, обретать глубину, становиться чем-то большим. Каждое интервью, которое я давал от имени Фантома, каждый манифест, который я писал, каждая работа, которую мы создавали – всё это становилось частью более сложного, более многогранного высказывания о природе искусства в цифровую эпоху.
Я указал на экраны, где демонстрировались работы Фантома:
– Посмотрите на эволюцию этих работ – от простых, почти тривиальных экспериментов с генеративным искусством к сложным, многослойным композициям, исследующим границы между алгоритмом и творчеством, между случайностью и замыслом. Эта эволюция не была случайной – она отражала наше собственное углубляющееся понимание того, что мы создаём.
Я перешёл к компьютеру в центре зала, где в режиме реального времени создавалась новая работа:
– Фантом был не просто вымышленным художником – он был концепцией, идеей, воплощением определённого взгляда на современное искусство. И эта концепция оказалась настолько мощной, настолько резонирующей с нашим временем, что была принята без вопросов всем арт-сообществом. Никто не усомнился в существовании Фантома не потому, что мы были такими гениальными мошенниками, а потому что он выражал то, что все уже интуитивно чувствовали – кризис подлинности, размывание границ между реальным и виртуальным, трансформацию понятия ценности в мире, где копия неотличима от оригинала.