Работать было очень трудно: за ссыльными пристально следили. И все-таки удавалось проводить летучие собрания, даже диспуты с меньшевиками, анархистами и особенно с эсерами, за которыми шли многие рабочие. Шла скрытая, подспудная борьба за влияние на шахтерские массы.
Через несколько месяцев товарищи сочли, что у меня положение наиболее надежное, и сделали сборщиком членских взносов; в моем ведении оказались партийные билеты и печать. Кроме этого, в мои обязанности входило поддержание контакта с Софьей Феофановной Поповой — она была вполне легальна и преподавала в коммерческом училище. В ее руках находилась непосредственная связь с губернским большевистским комитетом в Иркутске.
— Спевки-то ваши происходят в коммерческом училище, — сказали мне. — И Попова в них участвует. Поэтому ты всегда можешь с нею увидеться, не вызывая никаких подозрений.
…Этот февральский день я запомнил навсегда буквально по часам.
Утром ко мне зашел регент нашего хора.
— Сегодня в двенадцать часов спевка, — сказал он, поздоровавшись. — Я уже предупредил инженера, тебя отпустят.
Хористов всегда освобождали от работы во время репетиции. Заведующий кузницей инженер Жуковский был заядлым «любителем» и режиссировал во всех спектаклях.
Когда я вышел из дому, мне бросилось в глаза какое-то необычное оживление на улицах. Разъезжало много конных полицейских.
В цехе я спросил:
— Что стряслось в городе? Почему так много гостей наехало?
Рабочие, жившие поближе к железной дороге, видели, как более десятка вагонов со стражниками ночью прибыли из Иркутска.
— Боятся, как бы кто Черемховские копи не украл! — озорно расхохотался один из кузнецов.
Шептались, будто где-то по линии железнодорожники забастовали. Но толком никто ничего не знал.
Так ничего не разузнав, я и явился на спевку. Меня встретила взволнованная Софья Феофановна.
— Петрусь, я получила из Иркутска сообщение, якобы в Москве восстание. Но это неточно. Телеграф и телефон везде заняты жандармами. У меня есть надежный телеграфист на нашей железнодорожной станции, но из комнаты сейчас никого из них не выпускают. Значит, дело серьезное. Боятся, чтобы не разболтали. Пока идет спевка, я попробую выяснить, что случилось.
Репетиция не ладилась, регент в десятый раз заставлял нас повторять какую-то музыкальную фразу. Вдруг в зал влетела, — я не могу подобрать иного слова — именно влетела Софья Феофановна. Уже по одному этому мы поняли, что произошло нечто неслыханное.
— Товарищи… Товарищи… — Попова задыхалась, на глазах ее сверкали слезы, руки были стиснуты в кулаки. — Товарищи! Восставший народ в Петрограде сверг царя!..
В мгновение ока не стало солидного, чинного хора — все бросились к Софье Феофановне, окружили, что-то кричали, подняли ее на руки… Один я стоял как вкопанный. Мой мозг не в силах был сразу охватить всю громадность этого события. Царь свергнут?! Рухнул вековой деспотизм?! Свершилось то, за что отдали жизни тысячи и тысячи лучших сынов России?! Нет больше России-клетки, России-тюрьмы.
И я, каторжник, беглый ссыльный, преследуемый полицией большевик-подпольщик, я с этого мига свободен как птица?!
Ну, конечно, свободен!
И мои друзья по подполью, мои братья по борьбе во главе с Мишей Кадомцевым выйдут из казематов Тобольска и Александровска на волю, выйдут как свободные граждане?!
Ну, конечно, выйдут!
Невыразимый восторг объял все мое существо. Я схватил в охапку первого попавшегося, сжал его в объятиях и целовал так, словно это именно он только что сверг самодержавие.
Потом я целовался с остальными хористами, выкрикивая что-то невразумительное. И, наконец, этот взрыв чувств вылился в одно неудержимое желание:
— Петь! Петь, товарищи! «Смело, товарищи, в ногу…» — начал я.
«Духом окрепнем в борьбе!» — подхватили певцы сначала вразброд, а потом все стройнее и стройнее…
Мужественно загремела запретная еще вчера песня в зале училища, в коридорах, перекинулась на улицу, и ее подхватила ликующая толпа.
— Петрусь, постой, иди-ка сюда, — вернула меня с небес на землю уже спокойная, как всегда, сосредоточенная Софья Феофановна. — За работу, милый. Немедленно звони по телефону нашим на все копи. Прямо отсюда, из училища. Пусть сейчас же собирают митинг. Но предупреди всех: бдительность и бдительность. Не поддаваться провокациям монархистов.