Тем не менее меня повезли в Черемхово. «Ну, — думаю, — попаду на глаза Волохову — пропал. Он меня знает, при царском режиме мы с ним на одной квартире жили. А бежать нельзя — сорву съезд».
Рабочие вручили мне сверток с провизией, я успел тайком шепнуть кому надо, чтобы сообщили обо мне Трифонову, — пусть попробует выручить.
Привезли меня не в тюрьму, а в отдел контрразведки, усадили в прихожей. Смотрю, публика все незнакомая. Приободрился.
В это время, вижу, по коридору идет женщина. Да ведь это Маша Митава! Толковая, энергичная, она активно работала при советской власти. Мы были хорошо знакомы, и я всегда говорил, что она лишь по недоразумению эсерка, ей бы впору быть большевичкой. Очень меня поразило и расстроило то, что я увидел ее в контрразведке. Неужели и эта переметнулась?! Времена тогда были суровые, сложные, всяко могло случиться.
— Кто такая вон та женщина? — спросил я своего конвоира.
— Волохова личная секретарша, — важно ответил солдат.
Н-да, Петруська, покуда обстоятельства складываются не в твою пользу…
— Задержанного Чертова сюда!
Меня ввели в кабинет. Сидят несколько русских офицеров. Знакомых среди них нет. Немного отлегло от сердца.
— Скажите, кто из большевиков обидел вас? Мы заставим их оплатить убытки.
— Так ведь нас не было дома-то. Как заваруха вся началась, я с семьей ушел к бурятам в улус. А когда вернулся, все уж было разорено…
— Ну, ладно, узнаешь виновников — скажи нам. А теперь ступай, свободен.
«Ловушка или ротозейство?» — гадал я, идя окольным путем на конспиративную квартиру. Там я застал Трифонова, Софью Феофановну, Стрельченко.
— Ну, как хорошо! — обрадовались они, по очереди пожимая мне руку.
— А мы уж боялись, что напорешься на Волохова, — покачал головой Трифонов.
— Ничего, Митава постаралась бы выручить. Она тебя видела в контрразведке, выжидала, что будет.
К этому времени в Черемхово вернулись многие из тех, кто пытался эвакуироваться. Среди них были Ваня и Лиза Огурцовы. Администрация копей и власти считали возвратившихся раскаявшимися красногвардейцами. От Софьи Феофановны я узнал, что у нас хорошо наладилась связь с Омском, Томском, Канском, Иланской, мы даже получали, правда с опозданием, газету «Рабочий путь».
Съезд профсоюза состоялся. Я на нем не присутствовал, хотя и был делегатом, — партячейка запретила, боясь моего разоблачения. Председателем выбрали Куропяткина, секретарем — Ходникевича. Жизнь оживилась, легальная и подпольная.
Я работал, готовил вместе с товарищами забастовку шахтеров, но меня неотступно мучила мысль о жене: как она, что с ней? И вот однажды мне сказали:
— Не волнуйся. О твоей жене позаботились. Все, что надо, о тебе передали. Помогли. Похоронив сына, она выехала в другое место и там снова учительствует.
У меня на душе стало немного легче.
…В течение всего девятнадцатого года из города в город, с рудника на рудник перекидывались экономические забастовки. По городам Сибири прокатилась волна рабочих восстаний — в Омске и Канске, в Бодайбо и Енисейске. Просачивались слухи о развертывающейся партизанской войне с колчаковцами, о целых партизанских армиях Кравченко и Щетинкина, Громова и Мамонтова. Недалеко от нас действовали отряды Зверева и Смолина. Рабочие и крестьяне Сибири все выше поднимали знамя борьбы против Колчака, за возвращение родной советской власти.
Однажды меня вызвали на конспиративную квартиру. Там ждали взбудораженная Софья Феофановна и еще кто-то из подпольщиков.
— Петрусь, — едва сдерживая волнение, сказала Попова. — На станции Гришево загнали в тупик четыре вагона из «поезда смерти» — наши в буксы песок насыпали. Охраны мало. Надо попробовать…
При отступлении из Поволжья белогвардейско-эсеровские власти расстреляли многих заключенных коммунистов, а остальных погрузили в эшелоны и отправили в сибирские тюрьмы. Дорогой в поездах вспыхнула эпидемия тифа. Когда составы добрались до Сибири, ни один город не разрешал разгружать их у себя. Началось бесконечное странствование эшелонов, прозванных «поездами смерти», по Сибирской магистрали — с запада на восток и обратно с востока на запад. Заключенные умирали десятками и сотнями, в вагонах царила ужасающая скученность, грязь, отсутствовала элементарная медицинская помощь. А ведь среди заключенных были, кроме всего прочего, и раненые в боях, искалеченные пытками.
Наша партийная организация прощупывала все проходящие «поезда смерти», искала, нет ли где податливой охраны. Наконец нам повезло.