К январю 1907 года, как раз к моменту провала питерской школы, Южное военно-техническое бюро окончательно оформилось как самостоятельная партийная организация. К этому времени бюро сумело наладить переброску через границу транспортов оружия. В руках работников бюро, в частности в опытных руках В. И. Богомолова — «Черта», присланного в Киев Красиным по указанию Владимира Ильича, сосредоточились связи с иностранными революционерами, которые помогали закупать за рубежом крупные партии пистолетов. В Киеве уже действовала мастерская бомб, в которой работала большая группа специалистов, главным образом студенты: Гарфункель, Фрейман, уральцы Тагунов, Голотов, Борис и Анатолий Воинственские и ряд других.
Боевой центр возложил на Южное военно-техническое бюро всю техническую и организационную работу по созданию Львовской школы бомбистов.
Когда я приехал в Киев, там стояла промозглая, чисто осенняя погода. Меня, северянина, это очень удивило — ведь шел январь!
У нас, подпольщиков, существовало святое правило: все, что необходимо, — явки, пароли, адреса — либо запоминать, либо записывать сложным шифром, а уж ключ от шифра обязательно держать в памяти. Прибываешь в назначенное место — первым делом где-нибудь в укромном уголке расшифруешь все это и заучишь наизусть. Такой порядок был крайне необходим: он страховал нас от случайных провалов.
По расшифрованной явке я разыскал «Лохмача» в книжном и писчебумажном магазине на Фундуклеевской улице. Магазин этот принадлежал студенческому «Товариществу на вере», а официальным владельцем его числился штабс-капитан Киевского арсенала Жданович, один из инструкторов Киевской мастерской бомб.
Оказалось, что приехал я слишком рано, и мне предстояло дожидаться еще нескольких товарищей, тоже следующих во Львов, и «Петровича» — члена Южного бюро, который непосредственно ведал Львовской школой. Всех нас, будущих курсантов, собирались переправить в Австрию.
Фортунатов устроил меня на конспиративную квартиру на Жилянской улице. Здесь я повидался с Володей Алексеевым, «полномочным представителем» нашей боевой организации, «аккредитованным» при Южном бюро, и с его помощницей Людмилой Емельяновой.
Неожиданно у меня оказалось много свободного времени: другие курсанты и сам «Петрович» еще не приехали. Я принялся бродить по Киеву — хотелось познакомиться с этим красавцем городом. Да и никогда не мешает подпольщику хорошо знать место, куда забрасывает его капризная судьба.
Ненароком я попал в полицейскую облаву на различный мелкий уголовный люд, на беспаспортных, бродяг и других «отверженных» большого города; что-то во мне вызвало подозрение блюстителей порядка. Всех задержанных — нас набралось человек сорок — сначала препроводили в участок на Подоле и посадили в «холодную», а когда стемнело, выгнали из камер и под конвоем повели в тюрьму. Шли мы берегом Днепра. Накрапывал нудный мелкий дождь пополам со снегом. По пути попадалось много лесопилок, и штабеля бревен и досок почти сплошной стеной тянулись меж дорогой и рекой.
Шагал я и ругал себя на чем свет стоит. Это ж надо так глупо попасться! А окажешься в руках властей — живо дознаются, кто ты такой. Дело дрянь!
«Эх, — подумал я, — была не была! Попробую улепетнуть! Повезет — буду жить и работать, а нет — убьют, умру без мучений, как солдат на посту…»
Сказано — сделано!
Я шел левофланговым в середине колонны. Скинув тяжелое пальто, — в кем было бы трудно бежать, — шепнул впереди идущему:
— Прими шубу…
Тот понял, без звука взял мое пальто. Выбрав момент, я молниеносно ринулся в темный коридор между штабелями леса и помчался, петляя по лабиринту ходов и переходов, к самому берегу. Все это случилось так быстро и незаметно, что конвой спохватился лишь тогда, когда я уже оказался на самом берегу Днепра. Поднялись крики, гвалт, ругань, раздались выстрелы.
Я постарался поскорее опередить за штабелями партию арестантов, чтобы исчезнуть в городе.
Это мне удалось. Но куда теперь деваться? Пробираться на конспиративную квартиру раздетым в этот холодный день значило почти наверняка привлечь внимание полицейского «недреманного ока». И тут я вспомнил рассказы киевлян о Печерской лавре.
Частенько подпольщики, скрываясь от наседающих шпиков или спасаясь от обыска, прятались в лавре. Там легко затеряться среди тысяч разношерстных богомольцев-паломников и ждать, пока придет кто-либо из комитетчиков, время от времени навещающих монастырские общежития, особенно если исчезает кто-нибудь из нелегальных.