Возвратившись из поездки, я рассчитывал хотя бы несколько дней отдохнуть перед новой работой, тем более, что помещение для лаборатории бомб, которой мне предстояло руководить, еще не было найдено… Но… меня срочно вызвали на совет и поручили «внеочередное» задание. Заключалось оно в следующем.
Уральские большевики делали все возможное, чтобы выполнить лозунг Ленина: «…готовить оружие, — и в прямом, и в переносном смысле слова». Наряду с широкой агитацией в массах принимались меры по приобретению стрелкового оружия. Как уже говорилось, средства, добытые экспроприациями, мы направляли в первую голову на закупку его за рубежом. Основной нашей «импортной» организацией было Южное военно-техническое бюро. В период моего ученья во Львове наша боевая организация закупила через него в Бельгии партию браунингов, Южное бюро должно было доставить пистолеты в Дубно и передать уральским представителям. Но прошло уже порядочное время, а ни из Киева, ни из Дубно никаких вестей не приходило. Руководители уральской боевой организации встревожились, не случился ли провал.
— С мастерской бомб придется немного повременить, — сказал мне Михаил Кадомцев. — Отправляйся снова в Киев, во что бы то ни стало разыщи кого-нибудь из работников Южного бюро, выясни, что произошло. Через бельгийские связи нам известно, что оружие было закуплено и отправлено. Требуй пистолеты или обратно деньги. Имей в виду, что по условию на каждый браунинг полагается четыре обоймы с патронами и еще по сто штук патронов отдельно. Понял?
— Понять-то я понял…
— Устал? — перебил меня Михаил. — Понимаю. Чувствую. Но, брат, кроме тебя посылать сейчас некого. К тому же, может, придется ехать за границу. А ты на кордоне связи уже имеешь, южнобюровцев лично знаешь, за границей, говорят, чувствуешь себя как рыба в воде.
— Какое там рыба в воде!.. — махнул я рукой.
— Ну, все-таки… В общем — собирайся, товарищ Петруська, сегодня же в путь.
…Путешествие началось без приключений. Несколько раз в дороге я менял билеты, чтобы не привлекать внимания: к пассажиру, ехавшему издалека, шпики всегда присматривались пристальнее.
Вот и Киев. Летний, июньский, он был пышен и праздничен в яркой зелени своих каштанов, в ослепительном блеске церковных куполов, в тяжелой серебристой ряби старика Днепра. Мать городов русских встретила меня многоязыким гомоном вокзала, звучала русская, украинская, польская, еврейская речь; потные греки таскали свои широченные плоские ящики со всякой церковной галантереей — крестиками, иконами, нарисованными на кипарисовых дощечках, тонкими свечками, — распространяя аромат ладана и кипариса. Сразу за вокзалом, на площади, раскинулся цыганский табор. Ржали кони, свистели бичи, звенели мониста цыганок, мельтешили, вызывая головокружение, их пестрые платья и шали. И отсюда же вливался в улицы бесконечный поток паломников-богомольцев, стремящихся со всех концов матушки России в Печерскую лавру.
Явка у меня была в тот же магазин на Фундуклеевской, к Фортунатову. Вот и магазин. Я вошел в длинный торговый зал. Окинул взглядом прилавки — «Лохмача» нет. Кто же вместо него? Медленно двинулся вдоль прилавка, делая вид, что рассматриваю книги, и незаметно вглядываясь в лица приказчиков: не подскажет ли обостренная нелегальной жизнью интуиция, с кем из них можно заговорить. Мое внимание привлекла одна из девушек-продавщиц. По одежде и манерам ее можно было принять за курсистку. Знакомое лицо… Как будто я видел ее у Фортунатова в прошлый приезд… Я решился:
— Здравствуйте. Вы не присоветуете купить что-нибудь занимательное?
Продавщица внимательно посмотрела мне в лицо и улыбнулась.
— Я вас знаю, вы уралец. Мы виделись прошедшей зимой. Я жена Евгения.
— А где он сам?
— Его на днях… арестовали, — вздохнула она. — Надеюсь, долго не продержат, за ним нет ничего. Но вот остальные, кажется, сели прочно…
— Что, все?!
— Почти… А те, кто на свободе, вынуждены прятаться. Уж очень полиция неистовствует, прямо на пятки наступает… — Она положила на прилавок несколько книжек и, сразу переменив тон на «приказчицкий», громко продолжала: — Вот, посмотрите, будьте любезны. Думаю, они вам понравятся. — Мимо нас проходил толстый господин в котелке и черном пальто. Девушка промолчала, глядя, как я, изображая крайнюю степень заинтересованности, перелистываю книжонки. — Остался из всего Южного бюро «действующим» только наш художник, — вполголоса продолжала она. — Я свяжу вас с ним. Он работает в иконописной мастерской. Там и живет. — Продавщица выписала мне чек на одну из книжек.