— Да, цветочек, мы же все понимаем.
Я — цветочек, потому что Маргаритка.
— Тебе сейчас ни до чего, а? Не спеши. Это ответственное решение, никто тебя не гонит. Подумай. Ты ж не пацан, тебе в армию не идти.
Сам мой папа, кстати, выучился в очень и очень сознательном возрасте — после тридцати. Даже докторскую то ли написал, то ли за него написали. По экономике, вроде бы. В детстве пугал меня невидимой рукой рынка.
— Невидимая рука рынка схватит тебя, когда ты меньше всего будешь этого ждать! Прямо так схватит и потащит!
— Куда, куда? — верещала я, отбиваясь от вполне видимой папиной руки.
— В светлое будущее!
И мы смеялись, хотя я еще не вполне понимала смысл этой шутки. Думаю, теперь я понимаю его вполне.
И про светлое будущее, и про рынок, и про исторический контекст, и про истерический.
В общем, на меня напала ужасная тоска — школа закончилась, экзамены я сдала, и у меня не было ни одной идеи по поводу всей моей дальнейшей жизни. Мне ничего не хотелось. Жорик бы уже, наверное, подал документы в МГУ.
Мама с папой сказали, что я могу подумать, если захочу, я могу думать весь год, мне восемнадцать, я взрослая, я должна решить все сама.
Потом я нашла в интернете, что у американцев и прочих эльфов запада принято гулять год после школы, работать на какой-нибудь ненапряжной работе и заниматься самопознанием.
Я хотела устроить такой год себе, но оказалось, что самопознание меня бесит. Я себя не понимала. Цветочку Маргаритке нужен был не тщательный полив, а мешок удобрений на голову.
Вот, лето закончилось, три тягучих месяца, начался сентябрь, и я ожидала, что мы с родителями вот-вот махнем в Биарриц, дышать морским воздухом. Правда, у папы все не получалось с работой.
— Пап? — спросила я как-то. — А есть такая работа — плавать?
Папа сидел на террасе с планшетом, водил пальцами по экрану, цокал языком.
— Есть, — сказал он. — Цветочек, это работа в дельфинарии.
— Но дельфины — почти как люди, а социальную профессию я не хочу.
Он засмеялся.
— Можно плавать с тупыми дельфинами. С умственно отсталыми дельфинами. В интернате для дельфинов.
Не знаю, что его так насмешило, с ним бывали такие приступы. Папа отложил планшет и бил себя по коленке, а я стояла и смотрела на темную зелень трав в саду. Папа смеялся так заразительно, что, в конце концов, я тоже не выдержала.
— Все, блин, хватит, — говорила я, а папа все повторял и повторял про интернат для умственно отсталых дельфинов.
— Это как работать с детьми, — говорила я сквозь слезы от смеха. — А детей я не люблю.
К детям я и вправду — не очень, будто они могут в любой момент умереть.
Папа, наконец, прекратил смеяться, он погладил меня по голове, по рыжим, как у него, волосам.
— Нормально все. Я тебя понимаю. Когда я узнал, что в спорт мне закрыто, тоже долго думал, кем мне все-таки стать.
— Ну, это хорошо, — сказала я. — Потому что мне в спорт тоже закрыто.
И опять папа начал смеяться, спасло его только пиликанье планшета, он встрепенулся.
— Молодые люди одинаковы во все времена. Вот тебе совет, — он сделал вид, будто засовывает что-то мне за ухо, я это вытащила:
— Не надо мне советов!
— Что, не нравятся уже папины советы? Взрослая стала? — он снова посадил "совет" мне на ухо.
— Не спеши и не бойся ошибиться, — сказал он. Совет, я считаю, в своем роде гениальный. Срабатывает почти везде. Не знаю ни одного места, где спешка шла бы на пользу. А, может, я просто плохо знаю другие места, все, что находится дальше моей кровати.
В общем, я решила следовать папиному совету и никуда не спешить. Так начался мой первый сентябрь без без домашек и без новых учителей.
Родители эту тему не поднимали, я тоже. Мы заключили молчаливый пакт: все в этом доме молчат о будущем, которое наступит не в двадцать пятом веке, а вот-вот. Даже Катю как-то убедили не проводить со мной душещипательные беседы. Она многое потеряла, потому что как раз к ним-то я и была расположена в тот момент больше всего. Может, рассказала бы мне Катя, как тяжело жить в этом мире, как важно иметь с легкостью превращающуюся в деньги профессию, какие опасности меня поджидают — и я бы прониклась. Но вряд ли. Не скажу, что я чувствительный человек.
Где нужно работать не очень чувствительным людям? Вряд ли там, где люди беззащитны. Еще я могла бы стать суперзлодеем. Это, кроме прочего, и весьма весело. Но где учат на суперзлодея? Наверное, в Нефтегазовом.
Не знаю, все мои варианты были довольно оторваны от жизни.
Никто меня не торопил, но я стояла с кнутом над собственной же спиной.