Инна Николаевна была на подхвате у Людочки, такой же молодой, а ещё бескрайне энергичной организаторши. Они вместе проверяли микрофоны, бегали за постоянно исчезающими копиями сценария, инструктировали среднее звено и выстраивали разбредающихся малышей. На русичке сегодня было зелёное летящее платье на запах из легкой ткани, которое струилось по фигуре и приоткрывало время от времени колени и самую чуточку внутренней стороны бедра. Она вдруг напомнила Нечаеву те скульптуры в духе античности, которые он видел в Эрмитаже и других европейских музеях: красивые эмоциональные девушки под тончайшими вуалями, едва ли скрывающими все их изгибы. Таких обычно похищают какие-нибудь наглые боги или герои и утаскивают в своё логово. Нечаеву хотелось бы видеть фигуру русички ещё явнее, со всеми покатостями и шероховатостями. Бордовые туфли на низком тонком каблуке добавляли молодой женщине совсем немного роста, она всё ещё казалась низенькой и – несмотря на вес – эфирной и нежной. «Пришлось бы ей встать на цыпочки, чтобы меня поцеловать», – пронеслось у него в голове. Парень тут же опустил глаза и откашлялся, чувствуя, как кровь мчится вниз живота. Он поводил глазами по толпе, чтобы рассеять внимание и отвлечься, но почти тут же снова вернулся к ней. Собранные волосы красиво обрамляли лицо учительницы, делая её образ мягче. Вообще она излучала всей своей сущностью какую-то теплоту и ласковость. То, как она общалась с окружающими; то, как мягко она ступала даже в спешке. Единственным ярким пятном в её образе была очередная помада. Нечаев отметил, что ему по душе то, как она акцентирует внимание на своих губах. В голову полезло всякое, Дэн повертел головой и положил руки на талию Катьки, чтобы отвлечься. Рыжеволосая Катя была только рада, приняв его стояк на свой счёт.
_______________________________________________________________________________________
Первого сентября, несмотря на отсутствие классного руководства, Инна была на линейке. Ради этого встала пораньше, накрутила волосы, отпарила платье, доехала на такси до школы, потому что боялась опоздать. Старалась всем своим видом транслировать уверенность, мудрость и спокойствие, хотя жутко нервничала. Неторопливо, но пристально и с трепетом рассматривала пятиклашек и шестой «А», где ей отводились только часы по литературе. Старшие классы выглядели совсем взрослыми людьми. Она сама выпустилась из школы восемь лет назад, и казалось, что её ровесники тогда не выглядели такими зрелыми и представительными. Переваривая эти мысли, Инна помогала Люде, педагогу-организатору, справляться со всякими мелочами типа не включающихся микрофонов. С ней же потом накрывали на стол в небольшом кабинете, который считался учительской для небольшой группы «своих». Настоящих учительских, какие бывали раньше и куда робко заглядывала Инночка, принося по чьему-то поручению стопки тетрадок, уже почти не существовало. В режиме нехватки кабинетов под классы учителям приходилось находить себе угол для проверки тетрадей в самых интересных местах. В прошлой школе, например, Инна делила место с театральной студией и уходила с работы с головной болью, вызванной криками ребятни и их руководительницы. Нарезали торт, расставили кружки – Инна сразу принесла свою из дома – вскипятили чайник. За этими хлопотами девушки коротали время в ожидании тех, у кого шли сейчас первые в году классные часы. Люда рассказала про их компанию, про противную завучиху, заведующую средней школой. В ожидании классруков Люда поделилась и совсем уж личными планами: за этот учебный год хочет уйти в декрет, ибо дело идёт к тридцати. Инна искренне порадовалась за девушку, которую работа в школе не отвернула от желания иметь детей.
Мама, увидев её фотки с праздника, снова начала отчитывать: почему не удосужилась всё-таки купить новый наряд? Ни единого комплимента, только очередное недовольство. Совершенно искреннее дочкино «не хотела» никогда не было аргументом, но на дальнейшие увещевания Инна просто ничего не отвечала, многозначительно молча и давая понять, что эта тема исчерпана. Матери снова удалось вкинуть ложку дёгтя в мёд сегодняшней даты.