Правда даже овчарка может только выиграть своему охотнику время, отвлекая, но не загрызть медведя на смерть.
Удар.
Болезненный собачий визг оглашает поляну. От удара медвежьей лапой пес летит далеко.
Хорошо бы псина выжила! Жалко гробить таких первоклассных охотников.
— Сюда иди, — Алекс впечатывает тяжелый ботинок во впалый бок хищника и отпрыгивает в сторону, чтобы не огрести тяжелой лапой, на сдачу от пса.
В этой истории — он видит свою роль немногим целее псины. Сам виноват — сам бросил ружье, оно отлетело далеко. Что ж, зато нож остался! Длинный, широкий, с зазубринами. Так хорошо лежащий в руке, как клык!
Медведь оказывается совсем не рад физическому контакту. Наглые двуногие не только не сверкают пятками при виде его таежного Величества, но и смеют кусаться, пинаться, швыряться всякой тяжелой ерундой!
Медведь поднимается на задние лапы и перескакивает так, чтобы отвесить подзатрещину и Алексу.
Тот уворачивается.
Пока уворачивается!
Он отдает должное себе и своим рефлексам. Они и рядом не стояли с рефлексами истинного зверя, голодного зверя, озлобленного зверя.
Наверное поэтому он оказывается не совсем готов, что только-только вставший на задние лапы и приготовившийся обороняться передними бурый сделает резкий прыжок вперед, обрушиваясь на Алекса всей массой.
Алекс запомнит тот резкий взмах, закончившийся ножом, вколоченным по самую рукоять в глаз нападавшего зверя.
А потом — оглушительный выстрел, один единственный — но достаточный, чтобы падающая на него туша вдруг обмякла.
Легче это, впрочем, её не сделало.
Он же должен быть легче! Он же после спячки, исхудавший, должен весить по минимуму, а ощущение такое, что все двести килограмм на Алекса навалились и распластали по холодной весенней земле.
Вот ведь…
Резкий удар по медвежьей туше справа заставляет её пошатнуться и помогает Алексу и самому сделать толчок, сваливая мертвого зверя на таежную лесную подстилку.
В глазах плавают черные мушки, в желудке — катастрофическая нехватка алкоголя, адреналин произошедшего даже не трясет — бьет тело резкими нервными спазмами.
В поле зрения влезает широкая ладонь Эда, и от помощи сейчас Алекс не отказывается. Потому что… Не та ситуация, чтобы строить из себя гордеца и вставать самому.
Смотрит на Эда. На его губах нет прилипшей ухмылочки. В его глазах — будто сфокусировался на цели прицел. Когда с него слетает маска — кажется, будто сквозь его кожу на Алекса смотрит он сам. Молодая версия, более совершенная, отполированная, удачная.
Вот и медведю он попал не куда-нибудь, а под левую лопатку. Туда, где кроется под мехом крупный, ведущий к сердцу сосуд. Идеальный расчет на мгновенную смерть. Потому и долго возился, что целился не абы куда.
— Торопыга, — Алекс ухмыляется, ударяя сына кулаком пониже локтя, — еще пара минут, и возвращался бы ты уже наследником. А ты…
— Не думаю, что нам стоит с этим спешить, — улыбка Эда кажется прохладной, но на самом деле от себя настоящего к маске он возвращается не мгновенно, — ты мне еще пригодишься, старик.
— Надо же, — Алекс делает вид, что удивлен этим словам, — а я-то думал, что все. Просрочен. Списан со счетов. Путаюсь у тебя под ногами.
— Путаешься, — нахально заявляет Эд, уже с большей эмоциональной отдачей, — но это ведь доля детей — заботиться о родителях в преклонном возрасте.
Как ни крути, а сыночек получился той еще паскудой!
Пока Алекс отходит к собаке, Эд вытягивает из глазницы медведя отцовский нож. Разглядывает его. Хмыкает.
— М? — Алекс оборачивается и приподнимает заинтригованно бровь.
— Нам нужен медвежий патологоанатом, — задумчиво проговаривает Эд, — если мы, конечно, желаем выяснить, кто из нас сегодня забирает себе трофей. Ты точно ему до мозга достал. Ну и кто из нас убил его первым?
— Ты никогда не забирал трофеев, — замечает Алекс, осторожно оглядывая пса. Тот ударился об дерево и тихонько скулил, но шевелился. Это обнадеживало.
— А вот сейчас хочу, — откликается Эд, делая вид, что говорит с вызовом.
— Голову или шкуру?
— На медвежьей башке бабу не разложишь, — философски откликается Эд, подбрасывая отцовский нож в ладони, — а на шкуре можно.
Он кажется несерьезным, но в то же время что-то совершенно иное проступает в его лице.
Строго говоря… Это была их первая охота, где риск для жизни оказался таким заоблачно высоким. И вполне понятно, почему Эд хочет сохранить для себя свидетельство такой сильной эмоции.
— Она твоя, — Алекс коротко пожимает плечами.
Он даже не сомневается, что летальным для медведя стал именно выстрел.