— Но, Тео! — почти закричала она.
— Что — Тео? — снисходительно и ласково, словно ребенку, улыбнулся он. — Разве вы не предвидели всей сложности предстоящей борьбы? Ах, Луиза, нас ждет немало разочарований. И особенно вас! Вы слишком поэт, Луиза, чтобы увидеть пакостную подкладку жизни! Вы видите людей лучше, чем они есть, многое идеализируете. Сознайтесь, вам симпатичен Жюль Фавр?
— Да. А что?
— А то, что по поручению Правительства национальной обороны он отправляется в Ферриер для свидания с Бисмарком! Фавру поручено просить о перемирии! Это что — оборона отечества?!
Луиза осторожно прикоснулась к руке Ферре:
— Что же дальше, Тео?
— А ничего! — неожиданно улыбнулся он. — Просто я предчувствую беспощадную схватку. Совсем недавно Бланки обещал в газете всемерную поддержку правительству. А вот посмотрите, что теперь пишет наш Старик.
Теофиль достал из кармана номер «Отечество в опасности», развернул и прочитал, подчеркивая слова:
— «Париж настолько же неприступен, насколько мы были непобедимы! Париж, обманутый хвастливой печатью, не знает, как велика опасность! Париж слишком доверчив…» — Он сложил газету. — И что же? Пруссаки под Парижем, пятнадцать его фортов под обстрелом врага, а правительство не в силах или не хочет сопротивляться. Чего же ждет и долго ли будет ждать Париж?! Вы можете ответить на мой вопрос?
После этого разговора Луиза провела трудную, почти бессонную ночь. В ее полудремоту врывались кошмарные видения, где она сражалась с ожившими позолоченными орлами, когтистые, крыластые и кривоклювые чудища налетали на нее со зловещим свистом, а она была одна, хотя чувствовала: где-то рядом, неподалеку — Теофиль. Спасаясь, она бежала по обрызганному кровью ромашковому полю, страдая оттого, что не может найти Тео… Утром, наскоро позавтракав, Луиза побежала к Андре Лео.
— Андре! — закричала она прямо с порога. — Мы не имеем права сидеть сложа руки!
— Что же ты предлагаешь?
— Организовать женские батальоны для защиты Страсбурга! Потребовать у правительства перебросить нас через прусскую осаду на воздушных шарах!
— Но как организовать такие батальоны? — спросила Лео.
— Я ночью придумала! У тебя найдется чистая простыня?
— Конечно!
— Давай! И спустись к консьержке. У нее наверняка есть банка какой-нибудь краски. Хорошо бы красной. Мы напишем на нашем знамени: «Парижанки! Защитим Страсбург!» И пойдем с ним на площадь Согласия, к статуе Страсбурга! Убеждена, что тысячи женщин пойдут за нами!
Подумав, Лео с сомнением покачала головой.
— О нет, Луиза! Нам двоим это вряд ли удастся. Необходимо, чтобы нашему примеру последовали другие: Натали Лемель, Аня Жаклар, Мари Ферре, Эжени Реклю…
— Ты, как всегда, права, Андре, — сразу же согласилась Луиза. — Мы пройдем с нашими знаменами по Латинскому кварталу, по всем варленовским «котлам», всюду, где собираются женщины…
Так во второй половине того дня на площади Согласия они собрали тысячи женщин, готовых идти на защиту героического Страсбурга, осажденного еще в середине августа. До сих пор, несмотря на жесточайшую бомбардировку, полусожженный и разрушенный город не опускал перед врагом реющего на башенных флагштоках французского флага.
У подножия беломраморной статуи, символизирующей Страсбург, Андре Лео положила стопку чистых листов бумаги. Первыми на первом листе стояли подписи Андро Лео и Луизы Мишель. Наивные, они полагали, что, если созданный ими добровольный женский батальон не прорвется сквозь кольцо прусской блокады, правительство перебросит их через линию фронта на воздушных шарах, которые изготовляются на Орлеанском вокзале под наблюдением астронавта Дюрофа. Утверждали, что именно таким путем выберутся из Парижа члены правительства для формирования новых армий — Луарской, Северной а других.
Очень скоро Луиза поняла, сколь романтически иллюзорной была их затея, но в те часы они пылали энтузиазмом и верой, еще не зная, что и «три Жюля», и генералы Трогаю и Ветнуа заняты совсем другим: любой ценой погасить революционное пламя, охватившее нищие и обездоленные кварталы Парижа…
День был солнечный, яркий.
Когда к полудню десятки бумажных листов покрылись тысячами подписей, огромная толпа женщин с развевающимися самодельными флагами двинулась по улице Риволи к Ратуше. Пожалуй, еще никогда Луиза не испытывала такого ликования, — ее умиляла ветхая красная кофточка, привязанная к зонтику взамен флага, сияющие лица окружавших ее спутниц. Все полнилось воодушевлением, страстью, верой, которые, как казалось Луизе, невозможно ни задушить, пи убить.