На Гревской площади, провожаемые пением «Марсельезы», Андре и Луиза поднялись по каменным ступеням Ратуши.
Безликий и равнодушный чиновник в казенном мундире, на котором орластые имперские пуговицы была срезаны и заменены случайными, выслушав, жестом пригласил их следовать за собой и провел в большой зал, где стояло около десятка скамеек. Так же молча показал на одну из скамей и удалился. Изумленные Андре и Луиза, услышали, как железно звякнул поворачиваемый в замке ключ.
Переглянувшись, бросились к запертой двери и забарабанили кулаками.
— Бесполезно, мадам! — устало сказал позади насмешливый голос. — Я заперт здесь со вчерашнего вечера и не могу добиться, чтобы меня выслушали.
— Так это что же? Арест? — запальчиво крикнула Луиза.
— Понимайте как угодно, мадам!
— Но мы пришли сюда от имени тысяч парижанок, мы требуем!
— Ах, оставьте! — чуть раздраженно прервал Луизу молодой человек в студенческой тужурке. — Уважаемые члены правительства непрерывно заседают, им некогда заниматься пустяками.
Луиза, а за ней и Андре Лео подошли к студенту, присели рядом с ним.
— А вы-то зачем здесь? — спросила Лео. — Кто вы?!
— О, я просто слушатель Сорбонны, фамилия моя, если вам угодно знать, Сенар. Мы вчера устроили обструкцию «Фигаро», где печатают подлую чушь! Меня задержали национальные гвардейцы и приволокли сюда.
— Национальные гвардейцы? — возмущенно переспросила Луиза.
— Да. Разве вам неизвестно, мадам…
— Мадемуазель…
— Прошу прощения, мадемуазель! Разве вам неизвестно, что 106-й батальон, состоящий из буржуазных молодчиков Сен-Жермена, — надежнейшая опора генерала Трошю? И уверяю вас, почти все батальоны Национальной гвардии, навербованные в центре Парижа, ничем не отличаются от бретонских мобилей, зуавов и тюркосов. Я не разумею лишь одного, почему самозваное правительство набирается нахальства именовать себя республиканским?!
Их продержали взаперти не менее трех часов. К несчастью, окна зала выходили на внутренний дворик, и Андре с Луизой не могли сообщить пославшим их парижанкам, что произошло.
Луиза была не в состоянии усидеть на месте, вскакивала, принималась колотить кулаками в дверь и со все возрастающей ненавистью прислушивалась к царившей в здании тишине. И когда наконец дверь распахнулась и на пороге, сопровождаемый армейскими офицерами, появился плотный брюнет в мундире полковника, Луиза набросилась на него:
— Какое вы имеете право держать нас взаперти, милостивый государь?! Мы явились от имени тысяч парижанок, вот их подписи. Вы видите?! — Она потрясла перед лицом полковника исписанными листками. — Мы требуем вооружить женские батальоны и отправить на помощь осажденному Страсбургу, если ваша хваленая армия бессильна его освободить!
Поморщившись, полковник отступил от Луизы, бесцветные глаза оставались равнодушными.
— Какое вам, сударыня, дело до падения Страсбурга, если вас там нет? — спросил он.
— А разве Страсбург пал?! — изумленно крикнула Лео. — Вы сказали…
— Ничего подобного я не говорил! — сердито оборвал полковник. — И вообще, не ваше дело, мадам, соваться, куда не положено! Нас десятки лет учили военному искусству, и мы не позволим всяким…
— Мы вам не всякие! — перебила Луиза. — Нас послал Париж! Мы требуем кого-нибудь из членов Правительства национальной обороны! А вы — грубиян, вы — хам, мосье! Вас, видимо, научили воевать так же, как только что воевал под Седаном маршал Мак-Магон, как сражается в Меце Базен? Вы посмели оттолкнуть руку Джузеппе Гарибальди! Вы позволили пруссакам осадить Париж и ничего не делаете…
— Если вы, мадам, будете продолжать в том же духе, я велю отвести вас в префектуру как агента пруссаков! — пригрозил полковник, злобно щурясь. — Вы — шпионка! А что касается Гарибальди, то позвольте сообщить вам, что он прибывает во Францию и будет командовать добровольческим корпусом, или так называемой Вогезской армией.
Лицо полковника пятнами покраснело, офицеры за его спиной стояли навытяжку, готовые исполнять любые приказания. Луиза повернулась к Лео:
— Пойдем, Аидре! Нам в этой «республиканской» казарме делать нечего!
Когда вышли на залитые солнцем ступени Ратуши, мобили и национальные гвардейцы с номером «106» на кепи выпроваживали с Гревской площади женщин, которые пришли сюда с Луизой и Андре.
— О боже мой! — негромко сказала Лео, останавливаясь на ступеньках Ратуши. — Неужели Страсбург пал? Не могу поверить!
Но это оказалось правдой. Именно в этот день обескровленный, горящий и голодный, набитый тысячами раненых Страсбург, не дождавшись помощи извне, сложил оружие, сдался на «милость» победителя…