Итак, считавшиеся неприступными восточные крепости Франции пали одна за другой: Седан, Туль, Страсбург. В кольцевой осаде — Бельфор, Не-Бризак, Мец. Блокада намертво стиснула горло Парижа, и лишь почтовые голуби да воздушные шары Дюрофа не дают порваться ниточке, связывающей столицу Франции с остальным миром.
Оскорбленные происшедшим в Ратуше, Андре и Луиза отправились в мастерскую Курбе: там всегда полно журналистов, а ведь необходимо, чтобы Париж узнал, как подло растоптало правительство патриотический порыв парижанок.
Да, «салон» Курбе, как и обычно, шумел; после четвертого сентября мастерская вообще превратилась в клуб.
— Сукины дети! — решительно изрек Курбе, выслушав рассказ Луизы. — Но я, право, не удивился бы, если бы из Ратуши вас отправили прямо в Мазас или Шерт-Миди! Ваше место там, сударыни! Полагаю, что наша друзья Марото, Вермороль я Феликс Пиа позаботятся, чтобы через их газеты парижане узнали об очередной гнусности правительственного дерьма!
Снова заговорили все разом, размахивая трубками и сигарами. В эту минуту в мастерской и появились Рауль Риго и раскрасневшаяся Мари.
— Вот, друзья, что необходимо пароду! — крикнул Риго и швырнул на стол пачку листков. — Сейчас это расклеивается по всему Парижу!
Множество рук потянулось к воззванию, где крупно выделялось: «Всеобщее ополчение! Ускорение вооружения!»
Под революционным призывом Луиза увидела подписи Флуранса и Варлена, Тридопа и Валлеса, Ферре а Риго, Жаклара и Лефрансе. По Курбе, прочитав прокламацию, недовольно покрутил головой.
— В сем документе есть крупнейший недостаток! — заявил он Риго. — Под ним нет подписи Гюстава Курбе! Необходимо исправить вопиющую оплошность!
Схватив из вазы кисть, Курбе ткнул ее в красную краску на палитре и расписался внизу листа.
— Так выглядит куда убедительнее! — провозгласил он, отшвыривая кисть. — Вы хлопочете о вооружении, сударь, а известно ли вам, что Флуранс, потребовавший для своих батальонов десять тысяч шаспо, бесполезно ржавеющих на военных складах, получил отказ? Ведомо?!
— Ведомо, мэтр! — поклонился Риго. — Мне ведомо еще и то, что армии Австрии и Англии вооружены винтовками Лоренца и Энфилда! Одна старушка Франция пользуется гладкоствольными ружьями шаспо! И с этим музейным оружием мы орали: «На Берлин! На Берлин!» — Риго налил себе пива, глотнул. — «Провидение всегда на стороне больших батальонов!» — любил говорить Наполеон. Но, как видите, и великие полководцы иногда ошибаются! Сейчас у Франции намного больше батальонов, чем у бошей, а она терпит поражение за поражением.
— Это не Франция виновата! — с отчаянием возразила Луиза. — Почему правительство не решается на бой! Пария? готов!
Шум и споры у стола продолжались, а Луиза и Лео уединились в уголке мастерской.
— Мы сами обратимся к женщинам, Луиза! — преддожила Лео. — Напишем текст и отдадим журналистам. Пусть парижанки прочитают в утренних газетах.
Через четверть часа обращение было готово.
— «Париж бомбардируют! Париж осаждают! Гражданки! Где наши сыновья, наши братья, наши мужья? Многие из них убиты или в плену! Вы слышите громы пушек и звук трубы, зовущей в бой? Враг у фортов Парижа. К оружию! Отечество в опасности!.. Будем готовы защищать наших братьев и отомстить за них! У ворот ли Парижа, на баррикадах или в предместьях — не все ли равно?.. И если у них не хватит оружия — для нас останутся еще мостовые, чтобы градом камней раздавить врагов и предателей!»
Лео прочитала обращение к женщинам Парижа, и все одобрили его, а Курбе с сожалением покачал кудлатой головой:
— Единственный случай, когда Курбе жалеет, что родился мужчиной! — мрачно пошутил он.
Журналисты переписали текст, чтобы сразу же отнести в редакции.
…Ночью Луиза сидела над своим дневником.
«Да, копыта вражеских коней топчут поля Франции, одна за другой сдаются крепости, сотни тысяч опозоренных пленом наших парней пруссаки угоняют за Рейн, а Париж продолжает держаться. Иногда я помогаю в лазарете, открытом мэром Монмартра доктором Клемансо, и не могу без содрогания видеть покалеченные тела, изувеченные лица. Вот она, Франция, «кричащая от боли»…»
Проснувшись утром, Луиза первым делом взяла ножницы и, стоя перед зеркалом, обрезала падавшие на плечи волосы.
— Что делаешь, Луизетта!? — всплеснула руками Марианна. — Ты с ума сошла!
— О нет, мама. Они мешают носить гвардейское кепи! Когда победим, я отращу, на радость тебе, длиннющие косы!