Первый Бонапарт принес в жертву своей ненасытной жажде господства миллионы детей народа. Он задушил Республику, сперва поклявшись защищать ее. Он хотел заклепать ошейник на шее народа, чтобы тщеславно царствовать одному среди всеобщего принижения.
Пусть каждый твердо знает: колонны, которые воздвигнет Коммуна, никогда не прославят какого-нибудь исторического разбойника, но запечатлеют в памяти потомства славные завоевания в области науки, труда или в достижении свободы.
С этого момента Вандомская площадь будет называться Международной».
Наблюдать за свержением колонны явились многие члены Коммуны, они стояли на балконе министерства юстиции, опоясанные красными шарфами с золотыми кистями. Красные флаги трепетали на балконах. Духовые оркестры легионов играли «Марсельезу» и «Карманьолу».
В начале улицы Мира, в сторону которой канаты должны были повалить бронзовую громадину, у дверей кабачка Луиза увидела Курбе. Несмотря на солнечный день, он надел синий редингот. Как всегда, художник был громогласен и немного хмелен, тут же стояли редакторы «Папаши Дюшена» Вермерш и Вийом.
— Они грозятся меня убить, мадемуазель Мишель! — прокричал Курбе Луизе вместо приветствия и, повернувшись, погрозил суковатой палкой группе наполеоновских ветеранов, — они пришли в траурных повязках на рукавах парадных мундиров, нацепив ордена и регалии. — Читайте, что передал мне один из этих хлюстов!
Курбе протянул Луизе скомканный лист бумаги. — «В тот день, когда мой император падет со своего пьедестала, оборвется нить твоей жизни, презренный убийца! Ты тоже настаивал на свержении!»
И Курбе, торжествуя, прокричал на всю площадь:
— Да если эти плюгавые и замшелые старикашки нападут на Курбе целым легионом, он успеет своей палкой проломить не одну дурацкую башку. А в сем кабачке пируют друзья великого Курбе, они помогут ему.
Наконец, приглушенные громом оркестров и шумом многотысячной толпы, прозвучали слова команды. Луиза не расслышала их, а догадалась по тревожной дроби барабанов, обычно такую дробь барабанщики выбивают все время публичных казней. Подчиняясь взмаху руки дирижера, оркестры все вместе грянули «Марсельезу».
На самый верх колонны по внутреннему лазу поднялся майор Симон Мейер. Ему поручили снять с вершины водруженный там восемнадцатого марта красный флаг Коммуны и заменить трехцветным флагом Империи, — продемонстрировать его падением крушение ненавистного режима.
Наматываясь на кабестан, канаты натягивались точно гигантские струны, — увлекаемая ими, подрубленная со стороны улицы Мира колонна должна свалиться на специально насыпанную песчаную подушку.
Напряжение на площади и в прилегающих улицах возрастало по мере того, как канаты натягивались, но вдруг… один из канатов с пушечным гулом лопнул, следом порвались и остальные. Концы канатов, привязанные к вершине колонны, отлетели к ней, а обрывки, прикрепленные к кабестану, извиваясь, словно чудовищные змеи, хлестнули толпу. Музыка смолкла, и площадь ахнула будто одной грудью. Лишь престарелые наполеоновские ветераны рукоплескали, восторженно крича:
— Виват, император! Виват, Наполеон!
— Мало подрубили уродину! — раздавались голоса. Прошло не менее двух часов, прежде чем привезли новые канаты, и гвардейцы, поднявшись на вершину колонны, снова укрепили их вокруг ног бронзовой фигуры цезаря девятнадцатого века. «Как поразительна у иных жажда единовластия и как страшна, — думала Луиза. — В миллионы и миллионы жизней обошлись человечеству атиллы и чингисханы, македонские и наполеоны всех мастей, даже такие сморчки, как Баденге».
За два часа ожидания никто не ушел с площади. Поклонники Наполеона ликовали, утверждая, что отлитая из металла вражеских пушек колонна и не может быть повалена, ибо венчает военную славу и гордость Франции. Луиза насмешливо крикнула, обращаясь к одному из генералов:
— А вы, мосье, подойдите к колонне и загляните в щель подруба со стороны улицы Мира. Эта уродина сложена из желтого песчаника, а металлическая облицовка не толще двух сантиметров! Вы, мосье…
Курбе ее дал Луизе договорить:
— Да бросьте вы их, мадемуазель! Воспользуемся перерывом и утолим жажду! Пойдемте!
Он утащил Луизу в кабачок, из окон которого была видна вся площадь, — там и расположились художники. Многих прежних друзей, в том числе и Камилла, Луиза здесь не нашла, но, однако, были и знакомые: в мастерской Курбе она встречала а Франсуа Милле, и художника по тканям Эжена Потье, и скульптора Жюля Далу, и кое-кого еще. Сейчас они обсуждали предложения Курбе, председателя Комиссии изящных искусств, по охране парижских сокровищ. Надежно защищены от снарядов кони Марли на Елисейских полях, барельефы Триумфальной арки, фонтан Невинных, под охрану взяты Лувр, Люксембургский музей, музей Гобеленов и музей Клюни.