— О, неистовый Гюстав знает, что делать, мадемуазель Мишель! — одобрительно воскликнул Эжен Потье, похлопав Курбе по массивному плечу. — И учтите, он лейтенант батальона Национальной гвардии! Но, к сожалению, полотна свои мэтр забросил! Курбе решительно вскинул голову:
— Они могут воевать против нас хоть десять лет, но в Париж не войдут! А если мы это им позволим, Париж станет их могилой!
Он налил и подвинул Луизе стакан, и она, не смея отказаться, пригубила терпкое, горьковатое мартини. А Курбе залпом опорожнил кружку и, стукнув ею по столу, громогласно изрек:
— Слава дьяволу, вина у нас вдосталь, хотя по милости живоглотов Версаля мы жрем конину и черный хлеб!
И все же под обычной шумливостью Курбе угадывалась затаенная горечь.
— Вы чем-то огорчены, мэтр Гюетав? Курбе мрачно кивнул:
— Вчера я проводил на Пер-Лашез Шарля Гюго, сына моего великого друга. Я разделяю его скорбь!
— Шарль умер?
— О да, мадемуазель! Отказало! — Курбе похлопал себя могучей ладонью по левой стороне груди. — Не могу передать, как потрясла Виктора эта утрата! На пути к Пер-Лашез бойцы разбирали баррикады, чтобы пропустить процессию! Тысячи, десятки тысяч людей!.. Но довольно о скорби, мадемуазель! Я привык делить с друзьями радости, а горести несу один!
И, разливая по бокалам вино, принялся рассказывать о делах Коммуны.
— Вчера я и мои друзья — Варлеи, Валлес, Верморель, Бенуа Малон и другие, так называемое «меньшинство» — вышли из правительства Коммуны, мадемуазель! Мы возражаем против диктаторских притязаний Коммуны, считаем, что лишь народ представляет суверенную власть, а Коммуна — только представительница его! Она узурпирует власть народа, если пытается создать диктатуру! Хватит с нас диктатур!
Порывшись в глубочайших складках своего редингота, Курбе достал, набил и закурил трубку. Помолчав, Луиза вытащила из кармана смятый газетный лист. Это были «Версальские ведомости» трехнедельной давности.
— А что вы скажете на это, мэтр Гюстав? Курбе медленно и мрачно прочитал вслух:
— «В этот момент мы ставим на карту Францию. Время ли сейчас заниматься литературными упражнениями? Нет, тысячу раз нет! Мы знаем цену этому красноречию. Поступайте, как поступали в подобных обстоятельствах великие энергические народы: «Не надо пленных!» Зачем вы носите в кармане такую мерзость?
— Они убивают наших пленных тысячами, словно скот на бойне! Я согласна с Ферре: на жестокость — жестокостью!
Через плечо сидевшего у окна Жюля Далу Луиза наблюдала за площадью. На вершине колонны, у подножия фигуры Наполеона, копошились маленькие человеческие фигурки, спускали оттуда новые канаты. Их протянули и прикрепили к кабестану.
Достав записную книжку, Луиза торопливо записала:
Тиран, взобравшийся на ходули!
Если бы вся кровь, которую ты пролил,
Могла собраться на этой площади,
Ты мог бы пить ее, не нагибаясь!
— Пора! Сейчас начнут!
И посетители кабачка поспешили к выходу. Канаты уже протягивались над толпой, и то тут, то там заключались пари: свалится ли на сей раз бронзовый идол? Канаты натянулись. Площадь умолкла, было слышно дыхание тысяч людей. Замолчали оркестры и барабаны, не пели «Марсельезу», лишь одинокий голос прозвучал там, где стояли ветераны:
— Держись, гений Франции! Стой, император! Но вот вершина колонны вздрогнула, качнулась в сторону кабестана и, словно огромное дерево, подрубленное топорами дровосеков, стала опрокидываться.
— Падает! Рушится! — тысячами голосов загремела площадь.
От тяжеленного удара ухнула и вздрогнула земля. Металлическая облицовка с рельефным изображением победных сражений «маленького капрала» лопнула, и каменная туша колонны развалилась на глыбы, желтая пыль облаком поднялась над ними. А у бронзового идола, свалившегося с вершины, при ударе отскочила и откатилась к тротуару увенчанная лавровым венком голова. Отломилась и рука, державшая крылатую статую Победы.
Бронзовая голова, кивая надменным профилем, подкатилась к ногам Курбе и его друзей.
— Одно из знаменитых творений бездарного Огюста Дюмона! — прорычал Курбе, пнув обломок статуи носком башмака. — Лишь тем и занимался, дурак, что наряжал в римские тоги великих разбойников! Я предлагал демонтировать эту помпезную махину и установить ее в центре эспланады Дворца Инвалидов, тогда наполеоновские вояки, может, уразумели бы, благодаря кому заработали свои деревянные ноги!