После этого полковник открыл дело Владислава Домбровского. Парень явно отличался тягой к приключениям. Наркотики, драки, пьяные кутежи. Но каждый раз дело закрывалось или за малозначительностью, или за недоказанностью, а пострадавшие всегда писали заявление о том, что претензий не имеют. О причинах такой удачи догадаться было не сложно.
Но, что было крайне удивительным, во время военной службы у парня не наблюдалось ни одной проблемы. Поразительно. Ведь здесь его всесильный папаша помочь ему не мог и, что не менее важно, служить в горячей точке за него он тоже не мог. А в деле ясно было записано, что Владислав проявил себя как герой и имел соответствующие награды. К работе при штабе тоже не было нареканий, только благодарности. Разумеется, до момента взятия офицера Домбровского с поличным.
Ввиду того, что срок он отбывал в тюрьме особого режима, все письма к заключенным проходили перлюстрацию. В деле имелись фотокопии всей корреспонденции заключенного. Основная переписка велась с матерью. Ничего особенного в ней не было. Понятное дело, женщина очень переживала за свое нерадивое чадо, но и его письма были полны нежностью и любовью по отношению к ней. Отцу же он просто передавал привет. И лишь одно письмо, довольно длинное, было от отца. Это было первое письмо из всей переписки.
«Здравствуй, Владислав.
Когда ты получишь это письмо, меня уже не будет в живых, потому что жить с таким позором я не могу. Я всегда честно служил своей Родине, хотя и не всегда в жизни поступал порядочно. Дальше я объясню, почему.
Прежде всего, я бы хотел, чтобы ты знал: ты и мама – самое дорогое, что было в моей жизни. Я знаю, что мой уход сильно подкосит ее, но я не могу смотреть в глаза людям, а ей – особенно.
Я очень старался воспитать тебя порядочным человеком, привить понятия о том, что такое настоящий мужчина. Но твоя мама чересчур тебя оберегала, не позволяя тебя наказывать и идя на поводу у твоих капризов, чем очень мешала мужскому воспитанию. В какой-то момент я сдался и перестал вмешиваться в твое воспитание так, как это подобает делать отцу. Это и была моя роковая ошибка.
Когда ты пошел по кривой дорожке, попался первый раз полиции, я хотел, чтобы тебя наказали, как ты того заслуживал. Но с твоей матерью случился сердечный приступ, и я понял, что, если не вмешаюсь, она этого не переживет. Потом все стало повторяться, и каждый раз мне приходилось вмешиваться, отчего мне становилось тошно. В конце концов, ты знаешь, какие меры я предпринял. И это дало свои плоды. Мы обрадовались, что вытащили тебя из бандитского болота. Но, оказалось, это только иллюзия. На последнем свидании ты мне сказал, что много денег тебе надо для того, чтобы переехать в Аргентину. Но я так и не понял, почему. Сейчас в Польше, конечно, тяжело, но появилось гораздо больше возможностей.
Есть еще одна вещь, о которой я обязан тебе рассказать. Именно по этой причине я тоже все время пытался тебя вытащить из всех неприятностей. Я совершил подлость. Самую большую подлость в своей жизни. На службе мне приходилось совершать различные поступки, иногда очень жесткие, но это была моя работа. Но не в гражданской жизни.
Моя работа имела для меня крайне важное значение. И когда мне сказали, что очередное звание мне не могут присвоить из-за того, что у меня нет детей, я не поверил своим ушам. Почему? Причем тут дети? Потом, в кулуарах мне объяснили: есть негласное правило – если у военного нет детей, что-то с его семьей не так. Либо с ним, либо с его женой. Даже если у них крепкая семья, а жена не может родить, или мужчина не может иметь детей, он не подходит для военного дела. Почему – не знаю. Мы с мамой кинулись по врачам. Оказалось, что причина во мне. Вероятность того, что у меня будут дети крайне мала. А мы очень хотели детей. Кроме усыновления, других вариантов не было. Но этот вариант нам не подходил.
Я тогда целую ночь просидел без сна, пытался найти выход. И нашел. Очень гнусный, но выход. Я вспомнил, что в Гданьске живет один немец, гинеколог. Он когда-то проходил у меня по одному делу, и я мог надавить на него, чтобы он сделал для меня то, что нужно. А нужен мне был новорожденный ребенок. Я взял с собой Агнию, сказав, что есть вариант усыновить младенца. Мы хотели мальчика. Она радостно согласилась. Если бы она знала, как я это сделаю, отказалась бы, не задумываясь, и ушла от меня. Поэтому правды я ей не сказал. Я и сам надеялся, что попадется какая-то женщина, которая откажется от ребенка.