- Не знаю. Но почему-то мне стало очень жаль этого полковника. Я всегда был уверен, что эти люди вообще лишены чувств и эмоций. А он не только идейный, но и, в своем роде, порядочный.
- Это жизнь, Станек, это жизнь… - задумчиво и тихо проговорил профессор.
Какое-то время мужчины еще постояли возле окна. Потом Мельчинский как будто стряхнул с себя наваждение. Вызвал секретаршу и попросил телефоны.
- Кого искать будем, как думаешь? Левандовского, который брата пришил?
- Обоих.
- Не понял? Ты же сам сказал, что тело по признакам должно принадлежать не здоровому человеку.
- Вот тут мы можем ошибиться. Я порылся в современной химической и фармацевтической литературе и нашел одну любопытную штуку. Существует, оказывается, некий современный наркотик на основе лекарственных средств, который в считанное время изнашивает организм. Причем, его совершенно необязательно колоть. Его можно принимать. Больше всего страдает пищеварительный тракт, поджелудочная железа и, в меньшей степени, сосуды. На вскрытии складывается впечатление, что человек много лет назад употреблял тяжелые наркотики. Так что…
- Матка Боска! Еще лучше. Тогда точно поезжай к немцу. Может, он чем-то поможет.
Гюнтер Вальдштайн жил на окраине города, в небольшом частном доме. Газон перед ним был в идеальном состоянии. Складывалось впечатление, что садовник только закончил работу.
Ковальский позвонил. Дверь открыл высокий пожилой мужчина с уверенным взглядом, прекрасной осанкой. Увидев Ковальского, он улыбнулся ему и пригласил в дом. По-видимому, даже этот строгий человек нуждался в общении, потому что на журнальном столике стояло вино, фрукты и сладости. Он предполагал, что разговор затянется.
- Давно вы меня не беспокоили, профессор Ковальский. Вам опять понадобилась моя консультация? – спросил Вельдштайн после того, как врачи перекинулись парой фраз и поговорили об общих знакомых.
Ковальский вздохнул. Он понимал, что тема для коллеги будет очень болезненной и неприятной.
- Да. Нужна. Но очень необычная. И, боюсь, она доставит вам неприятные ощущения.
Старый врач посмотрел на него удивленно.
- Видите ли, речь идет о человеке по фамилии Левандовский.
Ковальский решил не упоминать фамилию полковника КГБ, сделав вид, что ничего об этом не знает. Психологию он тоже неплохо знал.
Пожилой человек нахмурился и напрягся:
- А почему вы-то ко мне пришли?
- Я делал вскрытие человека по имени Михаил Левандовский. В его медкарте указано, что вы принимали роды. Также там указано, что у него был брат-близнец. Левандовский был убит. Но обстоятельства дела таковы, что возникли сомнения в его личности. Поэтому я пришел к вам. Не могло ли быть ошибки: может, близнец выжил, а в документах это почему-то не отражено.
Старик поднялся, прошелся по комнате, сжал нервно несколько раз руки. Потом заговорил:
- Я знаю, что вы часто участвуете в расследованиях, коллеги говорили. Если бы ко мне пришли полицейские, я бы не стал с ними разговаривать.
Вот что я вам скажу, коллега. Никуда этот близнец не девался. Запись фальшивая, и сделал ее мой коллега. И даже знаю, почему. Осудить его трудно. Я потом объясню, почему.
В юности у меня была компания друзей. Симпатичные ребята: кто-то поляк, кто-то немец, пару латышей, в общем – полный интернационал. В молодости мы все слишком самоуверенны и часто многое себе позволяем. Вот и мы болтали много такого, чего не следовало бы. Один из нас оказался доносчиком. Всеми нами заинтересовалось КГБ. Работал со мной подполковник Домбровский. Как потом выяснилось, мне еще повезло со следователем. Других били и унижали. Этот прижимал крепко, но только психологически давил. Но я держался. На последнем допросе он сказал, что отпускает меня, но я у них под колпаком. Больше меня не искали, и я расслабился, решил – пронесло. Многих ребят посадили. С тех пор я умею держать язык за зубами.
Я спокойно доучился, начал работать, успешно, как вы знаете. И тут, буквально через несколько лет, меня нашел этот Домбровский. Вызвал в парк и сказал, что у его жены проблема, она не может родить, но мечтает о ребенке. Не мог бы я им в этом помочь, найдя женщину, которая откажется от ребенка. В принципе, ничего противозаконного в этом не было. Мы бы сразу оформили усыновление. Но он просил, чтобы это выглядело так, будто бы его жена сама родила. Почему-то ему это было важно. Это, конечно, было нарушением, но не преступлением. Я пообещал, что, если такая женщина попадется, помогу. Но прошло около недели, а случай все не подворачивался. Я сказал, что пока не получается. Он стал настаивать, припомнил старое дело. И тут я сдуру ляпнул, что сейчас как раз все рожают по желанию, вот, даже двойня родилась, а это бывает редко. И тут он мне предложил такое, что меня передернуло. Он предложил, чтобы я записал одного из близнецов мертвым и оформил его на них, как рожденного его супругой, иначе он возобновит мое дело. Я отказался. Сказал, пусть возобновляет, я не боюсь его. Он так посмотрел на меня, с уважением, но сказал, чтобы я на больничный пошел, он своего добьется, а помешаю – мне не сдобровать.