И я не вышел, сказал: «заболел». Я испугался. Одно дело говорить, другое – делать. Мой коллега все сделал, как хотел этот полковник. Ему деньги были очень нужны. Его ребенку нужна была срочная и дорогая операция. Не могу его судить. Говорят, ребенка спасли, а он ушел из профессии, подался в священники. Грехи замаливать.
Я сейчас перед вами, считайте, исповедался, поэтому хотел бы знать, зачем вам эта информация.
- У меня в морге лежит тело человека, который формально является Михаилом Левандовским. Но факты таковы, что оно может принадлежать и его брату, Владиславу Домбровскому. Может, вы помните какие-то особенности этих малышей? Я понимаю, полвека прошло, и все-таки…
Вальдштайн помолчал какое-то время, а потом резко обернулся к анатому:
- Знаете, вы правы, были особенности. У одного из детей были сильно деформированы мизинцы на ногах. Какие-то недоразвитые. И глаза. Глаза были разного цвета! Один глаз был светло-серый, а второй – голубоватый. Может, с возрастом эта разница исчезла, но мизинцы точно остались.
Погодите, а откуда вы знаете про брата?
- Когда мы изучали факты и опрашивали свидетелей, возникли сомнения в личности покойника. И я вспомнил знаменитую историю французского короля, брата которого держали в темнице, в железной маске. Начали шерстить архивы на предмет рождения мальчиков в тот же день или чуть раньше или позже. Вычислили. Но самая важная улика – фотография, на которой был мальчик с родителями, отец в форме полковника КГБ.
- А вы, случайно, не прихватили это фото?
- Вот оно. И еще. Я привез вам письмо Домбровского-старшего сыну. Это предсмертное письмо.
Гинеколог медленно взял фото, посмотрел на него и, кивнув, отдал. Потом начал читать письмо. Вернул его Ковальскому молча, разлил вино по бокалам, свой выпил довольно быстро.
- Я был худшего мнения о нем. У него, оказывается, была совесть. Удивительно для человека его профессии. Но теперь я понимаю, почему он меня отпустил в юности и почему сказал уйти на больничный. А почему письмо предсмертное? Хотя… Я понял. Суицид?
Ковальский кивнул.
- А что стало с его женой и сыном?
Анатом вкратце описал жизнь Владислава Домбровского. Старик только кивал.
- А жена?
- Информации о смерти нет, но и сведений о месте проживания – тоже. Полиция ее разыскивает.
После этого мужчины еще посидели около часа, обсуждая различные профессиональные темы и общих знакомых. Затем Ковальский распрощался с Вальдштайном, искренне поблагодарив того за помощь.
ЧАСТЬ 9
К середине следующего дня Ковальскому удалось дозвониться до приятеля и вкратце рассказать итог посещения гинеколога. Он сразу же добавил, что тело, находящееся у него в холодильнике, не имеет аномалий с мизинцами на ногах.
- Станислав, а вы искали спортзал, в который ходил Левандовский?
- Нет.
- А почему? Если у человека резко меняется образ жизни, то постоянные посетители это заметят, и администраторы – тоже.
- До спортзала я не додумался. Ладно, сейчас озадачу ребят. Кстати, мне утром ребята из отдела по финансовым преступлениям принесли результаты первичной проверки банка, где наш клиент брал кредит. Похоже, в этом отделении занимались самодеятельностью, потому что только здесь ребята нашли приписки в договорах. Не понятно только, как им удалось скрыть все это от головного офиса. Ну, да ладно, это уже не моя головная боль. И еще, там у наших экспертов-биологов появились какие-то сногсшибательные результаты. Я во всем этом не силен, а вот тебе будет любопытно, я полагаю. А у тебя есть еще что-то новенькое?
- Не особо. Я же конструктор собирал.
- Получилось?
- Если бы! – тоскливо ответил Ковальский. - Кистей, стоп и головы нет. Кто-то сильно постарался обезличить останки. Выяснили только, что это женщина в возрасте от сорока пяти до пятидесяти пяти лет, ухоженная, здоровая. Вот и все. У вас таких в розыске нет?
- Не припомню. Но вы же отчет в комиссариат передали? Пусть ищут, проверяют. Мне и без этого забот хватает.
- Слушай, Станислав, передал бы ты в розыск местный и международный Левандовского-Домбровского по приметам, а равно и его супругу.