Список вопросов Гловера не удивил: Борис Меллвилл жаждал предстать перед электоратом во всей красе, скромно замалчивая свои прежние заслуги (которые слишком легко было оспорить) и раздавая щедрые обещания на будущие (которые очень легко было не выполнять). Вот что действительно заставило Александра насторожиться, так это решительное требование, чтобы интервью брала Кэти Эванс.
Этот разговор Гловер отложил на обратную дорогу.
*
В Брайтоне дождь переждали в театре. Босс удивленно поднял брови, когда Кэти сказала охраннику, открывшему дверь запасного выхода:
- Привет, Дик. Это со мной.
Сонный мужик предпенсионного возраста вяло кивнул, уступая дорогу, и Кэти провела Александра в зрительный зал.
- Сиди тихо, - попросила она. – Роб не любит посторонних на чтениях. Да и на репетициях тоже.
Гловер вытянул ноги под впередистоящее кресло и откинулся назад, устраиваясь поудобнее. Было интересно, что делает здесь Кэти, но задавать вопросы он не спешил. Скоро все разъяснится само собой.
На сцене, ближе к рампе, уже были установлены полукругом стулья. Поднимались из зала и рассаживались мужчины и женщины с пачками листов в руках. Взлохмаченный чувак в сером свитере пододвинул один из стульев ближе к своему, и Кэти села рядом с ним.
- Давайте сразу со второго акта. Начинай, Марта.
Та, которую назвали Мартов, включилась, не заглянув в свои бумаги:
- Почему я должна считать себя старой? Мне всего тридцать два. Констанс, например, уже тридцать шесть.
- Действительно? – Рядом с пухлой блондиночкой неловко присел нескладный худощавый мужчина. – Некогда бы не подумал…
- Дик, - наклонившись вперед, Кэти возмущенно встряхнула рыжим хвостом, - ты все-таки настаиваешь на пуле в задницу?
- Да, дорогая. – Гловер поморщился. Какая она «дорогая» этому траченому молью чучелу утконоса? – Джон все время помнит о надежном тыле. Мы обыграем это самым натуральным образом.
- Но как он мог схлопотать пулю в такое место на войне? Ведь так в атаку не ходят.
- Дорогая, придумай что-нибудь. Все-таки Джон у нас обманутый муж, фигура комическая.
Становилось интересно, и Гловер, стараясь не шуметь, пересел на несколько рядов ближе. Хорошо, что зал старой постройки, и акустика в нем прекрасная.
- О, Констанс, могу представить, какого ты теперь обо мне мнения.
- Я? Такого же, как и прежде. Считаю, что моему мужу повезло с любовницей.
- Так ты все знала?!
- Не кричи так, Мария-Луиза. Ты задыхаешься от ужаса. Лучше хрипи повыразительнее, - вмешался Дик.
- Хррр… Так ты все знала?
- Ну, конечно. И все последние шесть месяцев прикладывала неимоверные усилия, чтобы никто из моих друзей и родственников случайно не открыл мне всю правду на ваши с Джоном отношения.
Черт, сколько же лет Гловер не был в театре? Он и забыл, что это может быть настолько увлекательно. На сцене пикантная шатенка с острым носиком прикладывала к глазам носовой платок.
- Но почему, почему? Это как-то не по-человечески. Почему ты ничего не предприняла?
- А вот это уж мое дело.
Еще через пятнадцать минут Александр кусал губу, чтобы не расхохотаться в голос, а через двадцать бессильно хрюкал в рукав. От того, что актерам приходилось некоторые фразы повторять два или три раза, менее смешно не становилось.
Действие разворачивалось, как туго свернутая пружина.
- Как ты догадалась, что Мари-Луиза сказала мужу, что обедает у нас?
- Дорогой, она слишком хитрая женщина, чтобы выдумывать новую ложь, когда под рукой всегда наготове старая.
Значит, автор всей этой феерии маленькая Кэти Эванс? Вот эта взъерошенная птичка, что так отчаянно спорит сейчас с режиссером?
- Дик, я в третий раз переписываю пьесу и все из-за одной дурацкой фразы? Да я лучше взамен десять других придумаю!
- Дорогая, в этой фразе вся суть умной женщины. Сказать лучше просто невозможно. Это надо высекать в камне. Констанс, давай еще раз!
- Знаете, я не понимаю, почему женщина должна бросить свой уютный дом, отказаться от солидной части дохода и мужчины, который решает большую часть ее проблем, только из-за того, что он ей изменил.
Кого-то эта Констанс ему напоминала. Впрочем, можно было не ломать голову: на эту роль в пьесе могла претендовать каждая вторая из жен известных ему политиков. Все они – и молодые и старые, опытные и только начинающие - были воплощены в этой изящной леди, ядовитой как черная мамба, хладнокровной как осенняя жаба, толстокожей как бегемот.