Он повёл меня в дом и мы сели за стол, накрытый Аринкой, с плетёной хлебницей посередине, полной баранок. Смутно помню, как я что-то пил и ел, она казалась спокойной, наверное ей удалось подслушать наш разговор, была очень вежливой и чужой. Кагорыч старался развеселить нас, рассказывал про своё детство на Сахалине, мы охотно смеялись… Я ждал момента, когда наконец можно будет встать и уйти.
— А что, дочка, в самом деле, — сказал Кагорыч, — пусть Игнат к нам заходит после уроков? Будете вместе уроки делать, поиграете…
Но его предложение не прошло, она отказалась наотрез, сказала, что ей одной вовсе не скучно, что ей хватает дел по дому, и что мне вряд ли будет с ней интересно и так далее. Я допил свою чашку, сказал «спасибо» и вышел. Кагорыч окликнул меня уже на улице, и мне пришлось остановиться.
— Игнат, ты уж не обижайся на неё. Не знаю, что это с ней такое, лежит плачет… Подружек настоящих нет, хотим вот котёнка завести, уже договорился, нужно только забор кое-где подлатать, чтоб ему гулять хорошо было. Может ей с ним повеселей станет, ты прости её, она ведь неплохая девочка, ты же знаешь, просто она такая, непонятная иногда… Мечтает о каком-то телескопе, в который можно метеориты и астероиды разглядывать, а где ж я возьму-то ей? Извини нас…
— Да нет, что вы Каг… — я осёкся на полуслове.
— Давно уже не «Кагорыч», Игнатушка, — сказал он, — такие дела.
— Простите, Василь Егорыч, я нечаянно.
Он не обиделся, только подмигнул мне, и сказал почему-то в самое ухо:
— Я тебе вот что скажу, ты заходи всё равно, когда сможешь, женщины, они знаешь…
Купить телескоп оказалось совсем не сложно, помог Виталька: сказал отцу, что такой телескоп необходим для астрономической лаборатории. Для полной убедительности, в тот же день по телефону я выразил голосом Инессы Михайловны искреннюю благодарность «нашему замечательному спонсору». Нам оставалось доставить телескоп Аринке. Утром мы принесли его в школу, но куда было девать его до конца занятий? Решили спрятать его в старинной карте-панно, с выдвижными ящиками-континентами, висевшей за ненадобностью в классе труда; в этих ящиках ещё с советских времён валялась всякая ерунда вроде гаек, кривых гвоздей и скрученных тюбиков из-под клея. Мы спрятали телескоп в «Южной Америке». Кода мы заглянули в неё после уроков, нас будто громом огрело — телескопа там не было! Его не было ни в «Африке», ни в «Австралии» и нигде в целом мире. Это было невероятно, поскольку уроков труда не проводилось с начала года, класс не использовался для занятий и сюда сносилась поломанная мебель, потрёпанные чучела и компьютеры… Кто это мог сделать? Кто?! На этот вопрос находился один единственный ответ: на такое гадство способен только Борька-Цимес, больше никто. В последнее время мне часто попадалась на глаза его рыжая физиономия. Скорее всего ему удалось проследить за нами. Так оно и было. Подкравшись к его дому, мы увидели как он сидит у окна с нашим телескопом, настраивая его на соседние дома и участки. Жил он вдвоём со своей тёткой, худой и шустрой, как веник, которую он почему-то побаивался и слушался беспрекословно.
— Ц-имес…! — можно было догадаться по его губам, как он выговаривает своё любимое словечко подглядывая чужую жизнь.
Уличать его в воровстве — пустое дело, скажет купил или подарили. Ни за что не отдаст.
— Мы тебе устроим «цимес», — сказал я сквозь зубы.
Дождь нам помог. Тётка была на рынке, торгуя, как всегда, своими жёлтыми окорочками, которых никто из местных не покупал. Задача Витальки состояла в том, чтобы тётка не нагрянула сюда раньше времени. В крайнем случае он успеет предупредить. Нарядиться в тётку Цимеса оказалось довольно просто. Во-первых, не требовалось никакой юбки, потому что она постоянно ходила в брюках; во-вторых, я накрылся полупрозрачным дождевиком с капюшоном, а такие плащи носил весь посёлок; в-третьих, нижнюю часть лица она скрывала повязкой или платком, оставляя одни глаза, ходили слухи, что вместо носа у неё ручка от старого холодильника. Плюс к этому, её нервная походка, перенять которую было не трудно. Я натянул поглубже капюшон и отправился к Борьке-Цимесу, везя за собой сумку на двух колёсиках. Он всё ещё сидел у окна, подсматривая за соседями. Я вошёл нарочно грохнув калиткой…
— Боба! (она звала его Бобой) Срочно неси телескоп! — приказал я грубым голосом тётки. — Я нашла покупателя! Давай неси быстро, чего сидишь. Положи в коробку, как было, смотри ничего не забудь и не испорти мне!
Я старался не поднимать головы, но краем глаза заметил растерянность Цимеса, ему явно не хотелось расставаться с таким ценным приобретением.