Выбрать главу

========== Я возненавидел её, но кто сказал, что это помешало мне её желать ==========

День не задался с самого утра. Сначала Джинни в очередной раз устроила скандал и закрылась в своей спальне, хлопнув дверью. Уже не в первый раз за нашей ссорой наблюдали сыновья, Джеймс и Альбус, выглядывавшие из-за двери своей комнаты. Я сразу задумался, что, пожалуй, стоит опять отправить их в Нору. В зеркале я давно вижу уставшего от жизни мужчину с все тем же шрамом, только теперь без очков. Вид не самый лучший — с такой жизнью недалеко и до внешности Грозного глаза.

А теперь ещё и Малфой, который заметил, как я в очередной раз наблюдаю на заседании Визенгамота за тем, как солнечные лучи проходят сквозь пряди волос Гермионы, что были выпущены из строгой прически — выплюнул мне в лицо неожиданную новость, которую узнал в чьей-то постели. Как он мог узнать про это?

Я решил найти Гермиону и узнать всё у неё, потому что только мы с ней и знали эту историю от начала и до конца. Она - потому что всё помнит; я - потому что видел себя со стороны.

Но бывшая подруга даже не остановилась, когда я позвал ее. Пришлось, как мальчишке, догонять и настаивать на разговоре.

Гермиона. Стой! — я стремительно приближался к шагающей к лифту бывшей подруге, чья бежевая мантия висела на локте. — Нам надо поговорить.

— Гарри. Давай позже? — она определенно не собиралась останавливаться и общаться со мной, человеком, презирающим её. Она решительно шла вперед. — Мне нужно идти.

— Нет. Сейчас, черт возьми, — я был раздражен ее невниманием, схватил ее за локоть, обернутый шелковой тканью пиджака и крепко сжал. — Мы поговорим прямо сейчас.

— Гарри, отпусти, — Гермиона пыталась, не привлекая внимания, вырвать локоть из жесткой хватки. — Ты делаешь мне больно.

— Ге-р-р-миона, — я был зол и не собирался отпускать пленную, но она была слишком упертой.

Сцена начала привлекать внимание. Многие потом рассказывали, что это было похоже на перетягивание каната. Туда-сюда. Рывок. Треск. Падение. Я быстро посмотрел на замерших сотрудников Министерства, и все снова занялись обычной рабочей рутиной.

Гермиона раскинулась на полу Атриума, старательно прикрывая голые ноги. Но мой взгляд сфокусировался на туфлях, в которые были обуты ее маленькие ступни. Опомнившись, я рывком поставил ее на ноги, но уйти не дал.

— Посмотри, что ты устроила.

— Я устроила? Зачем пиджак было рвать? — недоуменно спрашивала она, поднимая рукав.

— Примени палочку, мы же оба знаем, как хорошо ты умеешь ею пользоваться.

Вот он я, настоящий Гриффиндорский лев. Ничего не забываю, ничего не прощаю. Много раз Гермиона просила прощения за свой поступок. Уговаривала, приводила доводы, молила, унижалась, но все было тщетно.

Я слишком долго сходил с ума, не мог понять, какие сны реальность, а какие — моя больная фантазия о жене лучшего друга. Теперь нарушенная психика — войной и предательством той, кому доверял больше всех — не позволяла мне внимать голосу разума в отношении Гермионы.

— Идем, — я взял ее ладонь и повел по бесконечному лабиринту Министерства, не обращая внимания на мимо пробегающих сотрудников. Я старался смотреть прямо перед собой в поисках места для разговора, но взгляд постоянно опускался к ногам, уже давно не подруги.

— Как можно в них передвигаться? — спросил я. Мой член, который привычно дернулся в присутствии Гермионы, стал каменным, как только я представил ее, одетую только в одни эти чертовы туфли.

— Отлично, — сказала она, не поворачивая головы, — …если бы ты не тянул так сильно.

Я поднял голову, завершая созерцание обуви, и, заметив нужную дверь, резко свернул направо.

— Гарри, полегче… — мы прошли в маленький кабинет, который я тут же закрыл «Коллопортусом». — Чей это кабинет?

— Не знаю… Ты трахалась с Малфоем? — вот так, с места в карьер. Никакой прелюдии, сразу к делу. Я вопросительно смотрел в широко открывшиеся глаза. Только вот чему она удивлялась? Что я мог такое предположить или что я об этом знаю?

— Что…? Что…? Да как… С чего… — Гермиона задыхалась.

— Он все знает. И очень недвусмысленно намекнул, что узнал об этом в постели, — я сжимал кулаки. Мысль о том, что Гермиона все рассказала хорьку… злила. Но мысль, что она трахалась с ним… будила во мне зверя.

Сны о ней были реальными и подробными. Когда я все узнал, мы оба уже были связаны с Уизли. И голод, пропитанный сновидениями по предательнице, так и остался неутоленным. И это заставляло ненавидеть ее, стоявшую передо мной , прижимая ладони к раскрасневшимся щекам, сильнее всего. — Гермиона! Отвечай! Ты ему рассказала?!

— Нет! Нет! Гарри, я бы не стала! Я на такое не способна, — оправдывалась она.

— Я знаю, на что ты способна, — я подошел вплотную и чувствовал себя извращенцем, потому что член до сих пор не мог расслабиться. Гнев превращался в животную похоть.

Гермиона быстро опустила взгляд вниз, в ту точку, где наши тела соприкасались — очевидно, заметив очевидную проблему.

— Откуда он может знать? Кто еще в курсе? Ты всем подтирала память. Так ведь?

— На Гриффиндоре. Остальные не представляли… опасности.

— Но то, что мы трахались, знали только мы с тобой, — сказал я шепотом, а мои руки уже сжимали её талию.

— А вот это чушь, — она сбросила мои руки и пошла к закрытой двери. — Мы не особо-то скрывались. Совокуплялись, как животные по всему замку.

Я слишком ярко помнил сны о Хогвартсе, где они действительно искали любую свободную нишу, чтобы соединить свои тела. Я старался убить чувства к Гермионе, но они, примешиваясь к похоти, рвались наружу, и сдерживаться мало помогали законы морали и семейные ценности.

Одно привычное движение руки, и Гермиона прижата к закрытой двери. Я накрыл ее губы и терзал до тех пор, пока она не прекратила сопротивляться и не застонала. Этот звук, что так часто слышал он во сне, сорвал мне крышу.

В присутствии Гермионы как яд по всему телу расползалась похоть. Это сводило меня с ума на протяжении одиннадцати лет. И если раньше я винил только себя или осколок души Волдеморта, то знание того, что она сделала однажды, привело к непоправимым последствиям. Я возненавидел её. Но кто сказал, что это помешало мне её хотеть.

Я прижался к ней всем телом и обхватил голову двумя руками, оттягивая волосы. Я долго ласкал её губы, пока в шелковой глубине рта наши языки не начали сладкий поединок. Гермиона и не думала вырываться, это было удивительно, особенно после всех злых слов, что были мною сказаны. Оторвавшись от приятного занятия, я спросил:

— Ты хочешь меня?

— Очень хочу, Гарри. Я всегда буду тебя хотеть, — прошептала Гермиона, и в карих глазах вспыхнула искра, которой я не мог найти объяснения.