Сидя на террасе маленькой частной гостиницы, где мы зависли на пару дней, не видящим взглядом скользила по окрестным холмам, покрытым пышными зелёными зарослями, плавно переходящим в горизонте в лысеющие массивы теряющихся в дымке горных вершин. Это наверняка было красиво, но вид не занимал меня, вытесненный из мозга размышлениями над последним разговором с Акшаем. Его жена Сакши частенько звонила, охотно снабжая меня новостями, большей частью из которых были рассказы о самочувствии их малыша и делах Акшая. В этом потоке информации, словно между делом, уточняла то, что касалось Баруна. Я не видела его больше полутора месяцев, узнавая лишь от друзей подробности его жизни, тревожащие меня всё больше и больше. Похоже, мой ненормальный решил похоронить себя в Дели, загнувшись в удушающем грязном пекле шумного мегаполиса. К этому выводу приходили все, кто говорил о нём. Понять его поступков я не могла- что он творит? Растерянно думала, слушая рассказ Сакши, о том, что родители Барни вызвали Пашмин в Дели на подмогу, отчаявшись заставить его жить по человечески. Он жил в своём душном трейлере на съёмках, отказавшись ночевать и нормально питаться с семьёй, непонятно как питаясь, ни с кем не общаясь, отмазываясь пробками и рабочим графиком, худея и слабея на глазах огорчённых родных, вынужденных попросить Пашмин взять внеплановый отпуск, в надежде, что хоть жена сможет вытащить его из этого самоуничтожения. Пашмин конечно поехала, готовя в доме родителей нормальную еду, привозила её Баруну, преданно сидя в его трейлере, в ожидании перерывов в съёмках, стараясь угодить ему, но только безрезультатно. Через пару недель она вернулась, расстроенная и озабоченная переездом. Почему они переезжают в старую квартиру Барни, купленную им ещё до брака, оставляя большую и удобную квартиру, в которой прожили столько лет, я так и не поняла. Сакши что-то говорила насчёт того, что большая квартира была подарена родителями Пашмин на свадьбу, но смысла новости о переезде это не добавило. Как бы то ни было, известия о Барни были всё страньше и страньше. Рассматривая его новые фото в соцсетях, чуть не плакала, видя какими больными и грустными были глаза моего несчастья, как заострились похудевшие скулы на осунувшимся лице. Что он с собой делает? Нельзя же так! Что с ним, может болеет? Захлестнувшая волна беспокойства, прорвалась звонком Акшаю - не выдержала, увидев последнее фото Барни в Твиттере - да он почти мёртвый! Обессилено привалившийся, чтоб не упасть к стулу человек, с потухшими глазами и чёрным лицом не имел ничего общего с моим шумным, энергичным, неугомонно весёлым приятелем. Выслушав мои сумбурные вопросы, Акшай подтвердил- всё плохо. Условия съёмок и так тяжёлые, а Барун второй месяц вместо обычного стремления к комфорту, делает всё наоборот- плюя на себя, своё здоровье и беспокойство о нём окружающих, отгородившись от всех, почти испортив отношения с семьёй , да похоже и с Пашмин. Что с ним, Акшай не знал. Во всяком случае, так говорил. Я почти попрощалась, когда тихо произнесенная фраза, остановила дыхание. «Помирилась бы ты с ним Тин-Тин… Я всё понимаю, конечно, твой выбор, ты права- все дела, но он же загнётся там…»
Причём здесь я наверно надо было спросить, но не стала, отделавшись неопределённым,
- Ладно, пока.
И вот сейчас, слепо любуясь на великолепие природы, решала рискнуть или нет. Я ведь смогу, смогу наверняка справиться, удержаться, как делала это раньше. Балансируя на краю не сорваться, вернув нашу дружбу, безобидную, открытую, сделать вид что ничего не было, что всё забыто, убедить и удержать его. Да, я справлюсь! К тому же скоро мы с Бэби уезжаем в Европу на три недели- так что ничего опасного, снова подружимся, и я уеду- убедила себя набирая знакомый номер на телефоне. Трубку долго не брали, подрывая мою решимость долгими гудками. Наконец услышав его тихое,
-Да?
Выдохнула ,
-Привет! Как ты ?
Делая шаг на грань, на которой теперь мне предстояло балансировать, отрабатывая навыки акробата. Он молчал в ответ, смущая сомнениями и без того быстро колотящееся сердце. Наконец откликнулся,