— Смотри мне в глаза! — сказала она.
Я стал смотреть. Глаза у Анны Семеновны были коричневые, с желтыми прожилками, белки сплошь в красных веточках, даже страшно стало.
Анна Семеновна тоже стала смотреть. Она наклоняла голову направо и налево, отодвигалась и приближалась. Что она только разглядывала, до сих пор не пойму!
— Ты знаешь, Мартынов, — сказала она, — случилась крупная неприятность.
— Какая? — спросил я, глядя ей в глаза.
— Ты не знаешь, какая?
— Нет, — сказал я.
— А почему ты покраснел?
— А не покраснел, — сказал я.
— Ну, как же не покраснел! Вон щеки какие красные!
— Они у меня всегда такие.
— И лоб всегда такой?
— И лоб такой… Анна Семеновна, можно мигнуть?
— Мигни, пожалуйста, — сказала она.
Я мигнул. У меня уже глаза устали смотреть на Анну Семеновну.
— Ну, так не знаешь?
— Нет…
— Тогда я тебе скажу.
Она подошла к открытому шкафу, где лежали тетради.
— Ты ведь знаешь этот шкаф? — спросила она.
— Знаю, — сказал я.
— Ты его не открывал случайно?
— Я не случайно, — сказал я.
— Так, значит, нарочно?
— Ну да…
— А что тебе в нем понадобилось?
— Мне ничего не понадобилось, — сказал я. — Я непроливашки туда ставил. Вот эти.
— А потом? — спросила Анна Семеновна.
— А потом я закрыл и ушел. Вы же здесь были, Анна Семеновна, когда я уходил.
— Это верно. — Анна Семеновна замолчала.
Я смотрел на нее, а на шкаф не смотрел. Подумает еще что–нибудь.
— А что на той полке лежало, ты не помнишь?
— Помню, — сказал я. — Там лежали тетради.
— И…
— Что — «и»?
— И что еще?
— И эти, как их…
— А почему ты покраснел?
— Да не покраснел я, Анна Семеновна!
— Как же не покраснел! Ты и в тот раз покраснел. И теперь снова.
— Ну и что, что покраснел? — сказал я. — Там лежали еще резинки и карандаши. А больше я ничего не знаю.
— Правильно, — сказала Анна Семеновна. — А теперь смотри мне в глаза и говори, откуда ты знаешь, что там лежали резинки и карандаши.
Вот когда она меня поймала! Мне не полагалось знать, что лежало в коробках на той полке. Но я знал, потому что, когда ставил непроливашки, открыл коробки и посмотрел, что там лежит. Нельзя было удержаться!
— Я не брал, Анна Семеновна! Я только посмотрел, — сказал я.
— А я и не думаю, что ты брал, — сказала Анна Семеновна. — Ты ведь честный мальчик и никогда не станешь брать без спросу.
— Ну, конечно.
Я и не думал, что так легко отделаюсь.
— Смотри мне в глаза, — сказала Анна Семеновна и снова взяла меня за плечи. — Ты честный мальчик, и сейчас мне все–все расскажешь по порядку. Я отпущу тебя, и мы больше никогда не будем об этом вспоминать. Только говори правду.
И она опять стала меня разглядывать. Я молчал, потому что не знал, какую еще правду ей от меня надо.
— Ну, что же?
— Я не об этом, — сказала Анна Семеновна. — Мы уже договорились, что ты не брал. Все будут знать, что ты не брал, а мне ты расскажешь все, как было.
Вот привязалась! Скажи ей да скажи! Выдумывать я буду, что ли?
— Ну, хочешь, я помогу тебе? Была ночь… Ведь правда?
— Ну, была, — сказал я.
— И ты спал.
— Ну, спал…
— Потом ты проснулся… ночью.
— Правильно, проснулся…
Откуда она только узнала, что я ночью просыпался? И наябедничать никто не мог, потому что я не вставал. Полежал тихо и снова заснул.
— Ну, рассказывай дальше!
— А потом я снова заснул.
— Это я знаю, — сказала Анна Семеновна. — Потом ты заснул и спал до утра. Я не знаю только, что ты делал, когда проснулся.
— Я полежал немножко…
— И…
— И заснул.
— Да нет, — раздраженно сказала Анна Семеновна, — ты не то говоришь. Это мы всем остальным расскажем. А мне ты по–другому, по–настоящему расскажи!
— Да это и есть по–настоящему, — сказал я. — Я заснул и проснулся утром, Анна Семеновна, честное слово!
— А почему ты покраснел?
— Не знаю.
— Встань туда, — Анна Семеновна показала рукой на шкаф. — Повернись лицом к шкафу! Так… А теперь слушай. Я расскажу тебе то, чего ты не хочешь рассказать сам.
Я стал смотреть на пустую полку, а она стала рассказывать:
— Ты проснулся ночью и увидел, что все спят. Тогда ты тихонько слез с кровати и надел туфли…
Она замолчала. Она хотела посмотреть, как я к этому отнесусь. Но я никак не отнесся. Пусть выдумывает дальше! А там видно будет.