Я помню, с каким восхищением относилась к прозе Грачева Вера Федоровна Панова, весьма суровая в оценках.
Издевательское, мучительное прохождение первой и единственной книги Грачева, выпущенной «Советским писателем» двадцать пять лет назад, то, как книга таяла на глазах и в конце концов перестала быть книгой, а превратилась в тоненькую брошюру; унижения, связанные с этой процедурой, появление брошюры, совершенно не представляющей автора, контраст между сложившейся уже литературной репутацией и тем, что получил читатель, — все это сыграло тяжкую роль в судьбе Грачева, человека чрезвычайно тонкой душевной организации, нервного, уязвимого и знающего себе цену. Впрочем, цену ему знали и другие.
Октября 16 дня
1967 года
от Рождения Христова
В городе
Санкт — Петербурге,
в просторечии —
Ленинграде
дана сия
ОХРАННАЯ ГРАМОТА
Риду Иосифовичу Вите (Грачеву) для ограждения его от дурного глаза, людского пустословия, редакторской бесчестности и беспринципности, лживости женской, полицейского произвола и всего прочего, чем богат существующий миропорядок; а паче всего — от всеобщего наглого невежества.
И пусть уразумеет читающий грамоту сию, что обладатель ея нуждается, как никто в Государстве Российском, в теплом крове, сытной пище, в разумной ненавязчивой заботе, в порядочной женщине; и что всяк должен ссужать его бессрочно деньгами, поелику он беден, ссужать и уходить тотчас, дабы не навязывать свое существование и не приковывать к себе внимание. Ибо Рид Вите — лучший литератор российский нашего времени — и временем этим и людьми нашего времени вконец измучен.
Всяк, кто поднимет на обладателя Грамоты этой руку, да будет предан казни и поруганию в этой жизни и проклят в будущей, а добрый — да будет благословен.
С чувством горечи и надежды и безо всякой улыбки писал это в Лето Господне 1967‑е
раб Божий
Иосиф Бродский,
поэт
Та книга, которая лежит перед нами сегодня, была написана в пятидесятые — шестидесятые годы. Она должна была выйти тогда. Но удивительное дело! Сегодня она читается как совершенно современная. И не только проза, но и эссеистика. Очевидно, это свойство подлинной литературы — вне зависимости от жанров.
«Писатель» — не химера, не выдумка, не чья–то злая затея. Писатель есть сущность, неотъемлемая от жизни. От писателя нельзя избавиться, Писателя нельзя синтезировать, его нельзя заказать, его нельзя утвердить, нельзя и запретить. Общество не может содержать конюшню скаковых писателей, оранжерею писателей экзотических, монастырь писателей молящихся. То есть, опять же, может — но за счет самого принципа общности. Нет настоящего современного писателя — нет и настоящего современного общества. А это значит, что у каждого живущего человека — осознает он это или нет — отнято чувство общности с себе подобными, и он оказывается замкнутой изолированной системой».
Увы, для нашего общества проблема интеллигента, а тем более человека творческого, изначально являлась болезненной проблемой. Перевернутое с ног на голову мировоззрение, прагматизм, застилающий завтрашний день, неумение видеть важнейшие, но неявные связи между гуманитарной культурой и всем остальным — привели сегодня к трагическим результатам. Грачев заговорил об этом четверть века назад. С такой ясностью — одним из первых. То, что литература — необходимый для жизнедеятельности орган, а не анатомическое излишество, понимали и понимают достаточно немногие. Грачев понимал это острейшим образом и пытался втолковать: в обществе, где подавляется культура, вырастают больные, ущербные люди.
Грачев понимал и удивительно четко формулировал вещи, от многих сокрытые. Все редакции давно стонут от наплыва графоманов. Грачев тогда уже писал: «Опыт показывает, что отсутствие притока жизненно важной информации вызывает однообразную и понятную реакцию: писать начинают читатели. Каждое «помутнение» общественного сознания сопровождается наплывом в редакции самодеятельных рукописей».
Рид Грачев всегда был утвердителем, как сказали бы теперь, приоритета духовности над всем остальным: «Всем объяснили, что человека создал труд. В действительности человека создает (этот процесс происходит и теперь) все то, что освобождает его от материальной зависимости, от прислуживания косной материи. Это и религия, и литература, и философии, и науки, и формы общественных отношений». Это цитата из замечательного эссе «Значащее отсутствие», в котором с редкой для молодого тогда человека простой мудростью автор определяет суть той тяжкой ситуации, в которой мы в полной мере оказались только в последние годы — дело не в наличии плохого (это закономерно), но — в отсутствии хорошего (что уже катастрофично): «Убитый мудрец — это тоже пример значащего отсутствия. И убитый отец, и убитая мать. И убитый ребенок. И вырубленный лес, и пересохшая река». Тогда никто еще не сокрушался по поводу экологии — в самом широком смысле. А он говорил об этом. Но напечатать не мог.