Мне уже казалось, что ничего нового и интересного о Мохе я не узнаю, и вдруг мне удалось напасть на след… Совершенно случайно. Так вот, я ходил за генералом просто для порядка, ни на что не надеясь. Визиты к друзьям, два кафе, которые он чаще всего посещал; я не люблю такие элегантные кафе, уж больно они просматриваются, в пустом зале за столиком человек чувствует себя как на сцене, а я сцены не переношу.
Как-то раз я решил посидеть в маленьком баре напротив квартиры генерала. Этот бар — просто находка! Я нашел столик у окна, откуда был хорошо виден подъезд. Около девяти часов вечера появился генерал в гражданском платье, в темном плаще и в шляпе. Я, конечно, пошел за ним, не очень-то и прячась. Ему даже в голову не приходило, что за ним кто-то может следить! Уж такие мы беспечные люди. Мох пешочком дошел до Брацкой улицы. Женщину, которой он нанес визит и у которой остался до двух часов ночи, зовут Эва Кортек. Точнее: Эва Кортек-Сенковская, хотя официально она никогда женой Сенковского не была. Конечно, я должен был Яну подробно объяснить, кто такой Сенковский. Боже мой, человек, несмотря на огромный опыт, все время чему-нибудь удивляется: какие только штуки не выкидывает жизнь! Антинемецкий Красный Мох и Эва Кортек. Яну я сказал не все, хотя при других обстоятельствах он имел бы право об этом знать. Я ему сказал, что Сенковский работал сначала на нас, а потом на немцев. Его послали в Берлин, в течение года он был со мной и тогда, возможно, еще вел себя порядочно, а потом поехал в Рурский бассейн. Когда в Варшаве арестовали Вайнерта (оказалось, что этот фабрикант игрушек уже тринадцать лет руководил немецкой разведкой в Лодзи), напали на след его контактов с Сенковским. Вайнерт переписывался именно с Эвой Кортек; они встречались в ее квартире. Сенковскому было приказано вернуться, но немцы его посадили; все сочли, что это маскировка. Процесса еще не было, а следствие против Эвы Кортек прекратили. Видимо, она была только почтовым ящиком и, может быть, действительно ничего не знала.
Много вопросов остается невыясненными: когда Мох познакомился с Эвой? Что он знает о ее прошлом? Знал ли он Сенковского или хотя бы слышал о нем? В газетах ничего не сообщалось. Рассказывала ли Эва ему когда-нибудь о деятельности своего лжемужа в Германии? Так или иначе, сам факт, что любовницей Красного Моха является женщина, против которой велось следствие по подозрению в шпионаже, кажется достаточно компрометирующим. Возможность того, что это может стать достоянием общественности, должна очень обеспокоить генерала.
Обо всем доложил Яну. Никогда я не могу понять, доволен ли он моей информацией или нет. Иногда мне кажется, что он слушает, но не принимает во внимание, не находит в том, что я говорю, ничего нового. Мне порой казалось, что он не Моха или Видроня хочет проверить, а что объектом контроля и проверки являюсь я и что ему важно мое собственное отношение к добытой информации. Впрочем, все мы — Мох, Видронь, я, каждый из нас — подвергаемся постоянной оценке полковника, мы можем быть признаны полезными или нет, нас могут скомпрометировать факты, найти которые в жизни каждого человека не составляет труда, и только он, Вацлав Ян, хотя сейчас он и не имеет формально никакой власти, взял на себя право оценивать людей, не подлежа этому сам. Я подумал о его удивительной магии, которой тоже поддался, доходило до того, что я считал кощунством уже одно только предположение, будто можно поставить полковника в один ряд с Мохом или Видронем. Я не смог бы отыскать в его жизни компрометирующие факты. Да и есть ли они? Мне кажется, что в жизни Вацлава Яна существуют только те факты, которые полковник сам выбрал после долгих размышлений, ну как, например, он выбирает кресло, или место для лампы, или движение руки, отодвигающей пачку с сигаретами.
Я когда-то читал такой роман: действие одновременно происходит в реальном мире и нереальном, как будто бы в высшем. В этом втором существует только программа событий, идеи, игры, которые воплощаются в реальном мире и в то же время могут в любой момент быть уничтожены. Факт может иметь место, а потом его можно просто-напросто зачеркнуть, выбросить из истории, но не навсегда, потому что, если в процессе игры возникнет снова такая необходимость, факт опять всплывает со всеми вытекающими последствиями. Что-то похожее я чувствую, когда докладываю Вацлаву Яну. Любую информацию, которую я приношу, он может умалить или просто ее не заметить. Если он хочет, чтобы Видронь был чист, неполомицкая афера перестает существовать, факт зачеркивается. Но не навсегда. Его можно извлечь из небытия, создать как бы снова. Память Вацлава Яна — это не обычная человеческая память. Если он считает нужным, то действительно забывает, а не делает вид, что забыл. Если захочет вспомнить, то это уже не факт, о котором он знал раньше, а как бы новый, из только что принесенного рапорта. Но это вовсе не значит, что он схватит Видроня за горло при помощи этого Дудковского в тот момент, когда Видронь захочет от него ускользнуть или выйдет из повиновения. Неполомицы могут всплыть из небытия и тогда, когда все будет в полном порядке. Неполомицы ударят по морде Видроня независимо от каких-то расчетов или вопреки всяким расчетам. Да и что я могу знать о соображениях полковника Вацлава Яна?