Фидзинского Завиша дома не застал и встретился с ним только в редакции «Завтра Речи Посполитой». Он затащил парня в ближайшее кафе. Эдвард держался недоверчиво и немного испуганно. Завиша начал подготовительную атаку, искал удобную позицию для того, чтобы начать задавать вопросы, хотел придать разговору сердечный и дружеский характер. И ничего не добился. На заявление о том, что он, Завиша, был близким приятелем отца Эдварда, парень огрызнулся: «Я же вас помню». И за все время разговора ни разу не поднял глаз и к тому же демонстративно поглядывал на часы. Поэтому Поддембскому пришлось перейти к делу, он сказал, что действует по поручению Вацлава Яна и что ему нужны подробности, подробности, касающиеся смерти Юрыся…
Ничего интересного Фидзинский не знал. А записка? Эдвард неохотно объяснил, что попросту у них был общий стол, вот и все. Он думал, что это какая-нибудь статья… А поскольку в первой фразе упоминалась фамилия Вацлава Яна, он отнес бумаги полковнику.
— И ты их не читал? — спросил Завиша, он сразу перешел на «ты», и Эдвард воспринял это как должное.
— Не читал, — буркнул тот в ответ.
Завиша не поверил ему.
— А что ты думаешь о Юрысе?
Молодой человек пожал плечами.
— Ничего. Похоже, что он был неплохим человеком, но я слишком мало его знал, чтобы что-то о нем сказать.
— Как ты считаешь: почему его убили?
— Бандиты, наверное.
— А в этот день ему никто в редакцию не звонил?
— Полиция меня уже расспрашивала, а вы ведь не из полиции… Да к тому же я ничего не знаю. Ничего.
Завиша с шумом отхлебнул кофе. Черт побери! Никак ему не добраться до этого парня.
— Я не из полиции, — сказал он. И вдруг нашел тон, который когда-то… — Ладно, иди. Ты мне надоел. Я не люблю жалких трусов.
Эдвард сделал движение, словно хотел встать со стула; лицо его покраснело.
— Что вы от меня хотите?
— Ничего. Хотел. Два коньяка! — крикнул Завиша в пространство. — Хотел, чтобы ты мне помог.
— В чем?
Завиша молчал. Теперь время у него было. Если уж парень сразу не ушел, то теперь не уйдет… Ротмистр играл рюмкой и наблюдал за руками Фидзинского… Крепкие, с короткими пальцами.
— Прости, — пробурчал он. — Не обижайся, что назвал трусом. Но в этом матче ты играть не будешь.
— Почему?
— Потому что матч будет чертовски трудный и опасный. Я хочу знать, почему убили Юрыся.
— Это дело полиции.
— Выпей. Я ведь пойду по другому пути.
— Политика меня не интересует, — сказал Фидзинский.
— А справедливость?
— Не знаю.
— Ну, тогда встретимся, когда будешь знать. — И тут же убрал последнюю свою фразу, как убирают пустую бутылку со стола. — Я думал, что тебя это может заинтересовать хотя бы как журналиста. Видишь, жизнь Юрыся была необыкновенно интересной… Он вытаскивал на свет божий разные тайны, занимался многим: разведкой, контрразведкой, черт знает чем еще… Такие люди редко умирают от бандитского ножа.
— Но при чем тут вы?
— Хорошо, объясню. Я мог бы сказать, что по старой дружбе или ради справедливости. Но мне просто хочется знать, как это было… Хочу знать, почему полиция не очень-то спешила обыскать письменный стол Юрыся, а сейчас практически замораживает следствие. Влезать в тайны полиции и различных контрразведок — это небезопасно, пан Фидзинский, хотя иногда, правда редко, это что-то дает.
— Разве дело касается и полковника Вацлава Яна?
— Выходит, ты кое-что знаешь. Значит, читал эту записку?
Эдвард молчал.
— Значит, читал! Хорошо, понимаю… Вот почему ты боишься. Слишком большая ставка, правда? Твой отец иногда играл высоко, но всегда — прости, что я это тебе говорю, — непоследовательно и безрезультатно. Видимо, поэтому ты и решил остаться в стороне. Девушка, немного спорта и место, полученное по чьей-то протекции. Карьеру в этом «Завтра Речи Посполитой» ты ведь не сделаешь, правда? Спокойный стиль, даже своего рода классический в независимой Польше… Да и что ты можешь выиграть? Я тебе, браток, денег не предлагаю. И славы тоже. Только эмоции и риск. Ты, наверное, уже не помнишь, как я приходил к твоему отцу, когда он окончательно решил уйти из армии? Ты тогда еще под стол пешком ходил. Я ему говорил: «Дружище, все же рискни, останься с нами. Не зачеркивай свое прошлое». Он не хотел. Сегодня я ему сказал бы: «Дружище, рискни хоть в чем-нибудь, только не сиди в этой дурацкой неопределенности, в польском «ни то ни се», немного «за» и немного «против», выберись из этой каши и сделай большую ставку». Он не был тем, кто это умеет делать. Понимаю. А сейчас я пришел к тебе, потому что ты совершенно случайно влез в это дело. Но я вижу, что только зря трачу время. Выпей.