Поляков откинулся на спинку стула и сделал глоток кофе из кружки, которую принес в камеру для допросов Промышленного ОВД. После трехчасовых походов под дождем, после беготни за Белым и прочего Поляков промок до костей, и ему требовалось горячее, чтобы согреться, и кофеин, чтобы лучше соображать.
– Это мы проверим. Твой дом уже обыскивают.
– Пусть обыскивают. Ничего не найдут. Я сейчас работаю. Каждый день с восьми до шести. Как раз вот с работы шел.
– Где работаем?
– Рядом. На мебельном, грузчиком. Можете проверить.
– За ум, значит, взялся? Завязать решил и стать добропорядочным гражданином? С чего бы это, Сафрон? О тебе говорят как о человеке, который за кривое слово может и зубы выбить.
Сафрон помолчал, обдумывая то ли нарисованный Поляковым образ, то ли будущий ответ.
– Я убил человека только один раз. Но я был бухой настолько, что я даже не помню ничего. Просто не помню. Какие-то вспышки в памяти были, но это как вспоминать забытый сон. Или кино, которое смотрел очень давно. Пара картинок – и все. Будто это не с тобой было вовсе. Когда меня взяли, то кололи, нашли деньги и цепочку, которую я взял у той девчонки. Там нашли мои пальцы. Потом мне показывали фотографии. Говорили, что доказухи полный набор. Так я сообразил, что я на самом деле сделал это. Убил ее. Но так и не вспомнил. От бухла крышу порвало, и потом все случилось. Просто так я бы этого не сделал… начальник.
Белый вопросительно покосился на сигарету. Учитывая, что он заговорил и вроде бы не собирался замолкать снова – а это был хороший знак – Поляков не возражал. И даже сам поднес ему зажигалку. После чего закурил сам.
– Хочешь знать, жалею ли я, что убил ее? Да. В тот день вообще все было ошибкой. Когда ты оступаешься… Ты ведь не думаешь, что это та самая ошибка, которая изменит тебе всю жизнь. Ты просто делаешь что-то, а потом за все сделанное приходит ответка. И ты узнаешь, что ничего больше нельзя изменить. Приходится отвечать. Я свое отсидел, начальник. И вообще… – Белый угрюмо, но внимательно посмотрел в глаза Полякову, будто пытался что-то прочесть в них, – Не надо мне мозги парить за мое прошлое. Я знаю, что тебе нужно.
– Даже так? – отозвался Поляков.
– Я стоял там, под дождем, и смотрел на мусорские тачки. Они были у большого оврага. Там что-то нашли. Вот в чем вся фишка.
Поляков не отводил глаз от Сафронова. И поэтому заметил тень, промелькнувшую на его лице. Чисто интуитивно Поляков понял почти все.
– Ты был там. Ты видел их.
Белый курил, хмуро таращась на огонек сигареты.
– Я срок мотал в строгаче. У нас в отряде было много мокрушников. Половина из них загремели за, как у вас это называется, бытовуху. Пьяные разборки, короче. Хряпнул лишнего, моча ударила в голову, а потом мужик хватается за нож. Или за стул. Один, помнится, даже штопором орудовал… Хватается и убивает. Убивает друга. Жену. Сына. Самых близких людей. А потом бухло выветривается – а ему жить с этим всю его оставшуюся жизнь. Ты ведь опер, ты знаешь много таких историй.
– Приходилось слышать, – не стал спорить Поляков.
– Почти все у нас в отряде, когда заходил базар на эту тему, говорили одно и то же. Это не они. Это водка. Она виновата. Но знаешь, что я думаю? Водка здесь не при чем. Она никого не убивает. Она просто застилает мозги, которые помогают нам в нашей обычной жизни быть теми, кем мы кажемся. Но мы настоящие… – Белый затушил сигарету в вырезанной из пивной банки пепельнице. – Мы настоящие – другие. Те мы, которые там, внутри. Звери. Понимаешь меня?
– Звери, – повторил Поляков, подталкивая его продолжать.
– Нас воспитывают словами «Драться нехорошо», «Девочек бить нельзя», «Старших надо уважать»… Все это для того, чтобы убить зверя внутри нас. Но убить его нельзя. Он только засыпает. А потом человек выпьет лишнего, у него отказывают мозги… И зверь внутри открывает глаза. И тогда, начальник, жди беды… Я человек. Да, я видел многое, видел кровь и даже сам пускал ее. Но все равно я человек. Но это не значит, что все вокруг – тоже люди.
Белый снова потянулся к сигаретам. Поляков не возражал, внимательно следя за ним и гадая, к чему пытается подвести его Сафронов. Закурив, Белый помолчал, собираясь с мыслями.
– Вот возьми, например, морских тварей. Есть дельфины, а есть акулы. Они выглядят одинаково: вытянутые носы, плавники, хвост. Но это не значит, что они одинаковые на самом деле. Так и у людей. Среди нас по улицам ходят те, у кого тоже есть голова, две руки, две ноги. Ведут себя, как все остальные. Но это не значит, что они люди и есть. То, что я говорил тебе о зверях, которые спят в каждом… Есть такие твари, которых внешне не отличишь от обычных людей, в которых этот зверь не спит никогда. Его разбудили, а может быть, он и не спал вовсе. Они здесь, начальник. Они рядом. Ты не увидишь разницы между человеком и зверем, но поверь мне, разница есть. Напившись крови, зверь не плачет, что он плохо поступил. Он спокойно закрывает глаза и засыпает.