Полковник Бредов, побывавший за свою жизнь на множестве учений, хорошо знал, как меняется настроение солдат к их концу, когда они уже устали и физически, и морально. Сначала они начинают радоваться, что учение вот-вот окончится, а затем впадают в расслабленное состояние. Бывали случаи, когда сокращалась дистанция между командирами и подчиненными, и тогда ослаблялся контроль со стороны командиров, что могло привести даже к неповиновению отдельных солдат.
Нечто подобное, как казалось Бредову, происходило сейчас на его глазах. Для солдат не было тайной, что части и подразделения дивизии добились определенных успехов, хотя ни сам Бредов, ни другие офицеры не имели ни малейшего представления о том, откуда им это стало известно. Молва о результатах, достигнутых дивизией на различных этапах учений, распространялась быстрее, чем любой приказ.
По этому поводу и пребывал в таком блаженно-радостном настроении батальон. А Бредов по собственному опыту хорошо знал, что в подобном состоянии можно неправильно оценить сложившуюся на данное время обстановку. Однако ему было известно и то, каким образом можно вывести батальон из этого состояния. Его просто необходимо как следует встряхнуть, и не речами или призывами, которые все равно не дали бы желаемого результата. Чтобы пресечь это расслабляющее оживление, нужно отдать какой-нибудь приказ. И, глубоко вздохнув всей грудью, полковник Бредов отчеканил:
— Батальон, слушай мою команду!
Все мгновенно насторожились. Каждого солдата — и тех, что стояли впереди, и тех, что находились на опушке леса, — точно в грудь толкнули. Батальон словно встрепенулся. И тут же последовала другая команда: полковник коротко приказал построиться. Солдаты, унтер-офицеры и трое офицеров подбежали к Бредову, чтобы пронаблюдать за выполнением его команды. Сначала солдаты двигались стремительно, однако постепенно ими овладела апатия, но причиной ее была не усталость, а чувство внутреннего сопротивления. Потом снова началось оживление — солдаты смеялись, беспрестанно подталкивали и дергали друг друга. Несколько унтер-офицеров и командиры взводов тщетно пытались добиться четкого выполнения команды.
— Батальон, слушай мою команду! — громко выкрикнул полковник Бредов во второй раз.
Солдаты сразу же прореагировали на его слова, и он тут же приказал им повернуться кругом и добежать до опушки леса. Это приказание бросились быстро выполнять лишь несколько человек, основная же масса солдат побежали вразвалку. Офицеры остановились, ожидая, что же последует теперь. И тут полковник Бредов допустил ошибку: он не вывел из строя офицеров. Но времени на ее исправление не оставалось.
— Бегом — марш! — выкрикнул Бредов еще громче и злее.
Не успели солдаты, бежавшие впереди, достичь опушки, как полковник опять крикнул:
— Батальон, слушай мою команду!
Затем он приказал построиться всем на лугу. Солдаты выполнили этот приказ нисколько не быстрее, чем в первый раз. Кто-то натолкнулся на впереди бегущего, тот запнулся и упал, а на него повалились и другие. Образовалась куча мала.
Полковник Бредов в четвертый раз крикнул:
— Батальон, слушай мою команду!
Но на сей раз уже никто не повиновался: то ли солдаты не расслышали его команду, то ли просто-напросто не пожелали ее выполнять. Дисциплина и порядок в подразделении нарушились, и, чтобы восстановить их, нужно было действовать решительно.
Не теряя ни секунды, Бредов отрывисто крикнул:
— Тихо!
Полковник решил прямо здесь же, на глазах у всех, наказать первого, кто проявит непослушание. Он хотел заставить других опомниться. В этот момент Бредов неожиданно почувствовал беспокойство, даже страх перед этой массой людей, вышедших из-под контроля. Мелькнула мысль, что солдаты больше не подчинятся его приказам и ему придется долго ждать, пока они успокоятся. Но пойти на попятную Бредов не мог. Сдаться означало для него признать собственное поражение. А он не мог допустить этого. К тому же они находились не в кафе и не в казарме, а на учениях, в чрезвычайной обстановке, которая, как ему казалось, давала право на чрезвычайные меры.
В первой шеренге строящейся третьей роты полковник заметил высокого широкоплечего солдата, который что-то говорил своим товарищам и при этом энергично размахивал руками, как дирижер в оркестре.
«Это он что-то замышляет и организует всех», — мелькнуло в голове у Бредова, и он подозвал солдата к себе. Однако солдат повернулся лицом к полковнику только после того, как Бредов вторично позвал его. Это был тот самый ефрейтор, который приезжал с полковником Шанцем за автоматами. Бредов, помнится, пытался остановить его, а ефрейтор возразил: «Извините, товарищ полковник, но я выполняю приказ полковника Шанца».