– Мама, – забираясь на качели, тихо бормотал он. – Хочу покачаться.
Его родительницы нигде не было, и, как я и говорил, в конечном счёте парень просто сидел на неподвижных качельках. Наверное, это было весело, учитывая, что он никак даже не реагировал..? Странный пацан, ей-богу.
Я стоял совсем рядом – мне надо было только руку чуть протянуть, чтобы достать до этих тупых качелей. В общем-то, поэтому я и решил помочь мелкому – раз уж мне даже идти никуда не надо, да и делать, по сути, тоже. Парень даже сидел напротив меня, так что мне вообще никакого труда не составляло покачать его. Раз уж так вышло, что он тут один, без друзей, никто из других пиздюков на площадке не хочет составить ему компанию в этом деле, и даже его мать где-то ходит.. То почему нет.
Взявшись за спинку сиденья, я толкнул качели вниз. Сначала не сильно – надо было разобраться, как тут с весом и сколько силы надо прикладывать, чтобы обходилось без резких толчков. Мне просто не хотелось, чтобы было что-то не так, мда, и пиздюк испугался или разнервничался. Или даже заплакал, не дай бог. Просто у меня натянутые отношения с детьми (они меня боятся), и хотя пока это не доставляло проблем (никто из их родителей ни разу на меня не агрился), мне от этого не особо легче. Я постоянно боюсь, что в один прекрасный день мне таки выскажут, какое я уёбище, и хули я пугаю деточек. Поэтому я обычно стараюсь держаться подальше, чтобы не смущать никого своим видом. Но.. Не знаю, почему сейчас я это делаю, но господи. Не может же быть постоянно всё плохо?
В конечном счёте, сейчас я даже старался не смотреть на этого парня, вспоминая недавний случай. Когда я, сидя в больнице, ждал очереди, и буквально несколько секунд мы с каким-то мелким пиздюком смотрели друг на друга. До этого всё было в порядке – малец бегал, что-то делал, порисовал в уголке, всё такое. Но вот эти несколько секунд.. Я даже ничего не делал, правда. А он всё равно разрыдался. Пиздец. Дети такие странные. Или я просто криповое уёбище, на самом деле, просто не знаю этого, а всякие там Артёмы и Кристины ёбанные извращенцы с плохим зрением. Разобрались.
Но когда я всё же развернулся к парню, и мы какое-то время посмотрели друг на друга, он улыбнулся, отворачиваясь. Можно даже сказать “смущённо”, наверное? Дети могут смущаться? Я не знаю просто.
– Еба, Арсений мощь, – вдруг послышался голос Ковальского, и я тут же обернулся к нему. – Одной левой рукой. Ты же правша.
Хуевша, блять. Посмотри на меня. Я, по-твоему, качельку с мелким ребёнком не раскачаю? Даже левой рукой? Обидно, вообще-то.
– Это не так уж и тяжело.
– У тебя дома гантели тяжелее? – посмеялся Илья, и я только фыркнул. Артём, расскажи Ковальскому, как это работает. Типа, физика-хуизика, ты у нас в этом шаришь и должен всем объяснять, почему не так уж и трудно качать ребёнка на качелях, пусть даже одной левой рукой.
– А меня ты покачаешь?
Ковальский резво забрался на качели и уселся рядом с пацаном. Я готов был забиться, что он намеренно сел с той же стороны, чтобы мне было тяжелее. Но я специально продолжил качать их левой рукой. Да, пришлось прикладывать больше силы, и было даже тяжело, но сейчас это было принципиально важно. Я не выставлю себя слабым чмошником. Для того, что ли, качаюсь столько лет.
– Пиздец, Арсений, – через какое-то время снова высказался Ковальский. – Как так.
Тут же он осёкся и закрыл рот рукой.
– Прости, мальчик. Не повторяй за нами.
Мальчик, мне кажется, нихуя не понимал, что происходит, так что даже сейчас ничего говорить не стал. Ну или, может быть, он умненький, и помнит слова матери о том, что разговаривать с незнакомыми дядями на улице не стоит. Я бы тоже стеснялся. А то обступили два каких-то уёбка, ещё и матерятся над ухом. У, сука. Где только отважная мать, которая защитит бедного ребёнка.
– Хорошо ты тут устроился..
Ковальский нервно обернулся на голос, а я и так мог видеть, как к нам шла какая-то дама. Либо молодая мать, либо старшая сестра ребёнка – тут уж не скажу, но и не важно. Важно то, что пиздюк отвлёкся и тут же подскочил, почему мне пришлось резко тормозить качели, чтобы он мог спокойно слезть. Какой я заботливый, а. Самому странно.
– Дядя тебя качает? – косо оглядев меня, спросила девушка, присаживаясь рядом с ребёнком и осматривая его. – Скажи “Спасибо” и пойдём.
Спасибо я так и не услышал, впрочем, не то чтобы мне было дело. Когда они ушли, мы с Ковальским переглянулись и по тому, как он усмехнулся, я понял, что можно продолжать. Хотя не то чтобы я хотел, но какая уже к чёрту разница. Зато руки покачаю. Плохо, что ли.
– Вообще, – вскоре решил поделиться со мной Илья, – я думал, на нас сейчас быканут. Ну, на меня. Типа, хули материшься.
– Ты видел её взгляд?
– Арсений, – Ковальский устало поморщился. – Если бы к моему ребёнку подошёл кто-то вроде тебя, ей-богу, я бы на тебя так же смотрел. Хотя ладно, шучу. Ты же знаешь, ты мне нравишься. Присунул бы тебе, да, не будь ты.. Таким.
– Каким.
– Ну ты понимаешь. Тем более, вы с Артёмом там мутите что-то непонятное. Он же меня убьёт нахуй.
Оглядев меня, Ковальский шмыгнул носом.
– Ну вообще да, твой внешний вид не вызывает доверия. Пирсинг. Руки, забитые до глаз..
Я сперва даже не понял, но потом решил, что, наверное, это какое-то охеренное выражение, которое Ковальский или сам придумал, или взял где-то в интернете или у кого-то из своих знакомых. Руки, забитые до глаз.. Ну, технически, это даже можно представить. Просто татуировки, начинающиеся на руках, идут вверх по плечам, шее и лицу, до глаз. Не что-то странное. Артём, я думаю, такими темпами к примерно такому и придёт.
– Ну и с выражением лица я бы тоже поработал. Лицо лица, как-то не располагает к себе, м-м? Во время секса у тебя такое же..? – Ковальский подвигал рукой возле своего лица. – Не, я просто представляю. И типа что? Мне было бы.. Неудобно видеть подобное.
– Ага.
Представляет он там себе что-то. У них сегодня что, день “Внуши Арсению, что он тупое бревно, трахаться с которым будет только последний даун и то с дикой голодухи”? Мне Артёма прекрасно хватает, спасибо за старания, Илья, но прекращай.
Когда он поднялся, я сразу прекратил раскачивать качели, хотя была у меня мысль дёрнуть, да посильнее, чтобы этот мудак свалился нахуй на землю и сломал себе позвоночник в трёх местах. Ну или хотя бы просто головой приложился. Но вместо этого я просто вцепился в балку руками, удерживая качели в прямом положении, чтобы они не перевалились в мою сторону. Не то чтобы была причина для беспокойства. Ковальский, я думаю, устоял бы, но всё равно.
– Пиздец, ты реально сильный, да? – уже стоя у самого края, спросил Ковальский. Мне не очень нравилась его усмешка и то, в каком положении мы были относительно друг друга, но отходить я всё равно не стал. Хотя и хотелось бы. Идея с “как-либо заставить Ковальского упасть” всё не уходила из головы, да и казалось, честно говоря, не дурной. Всё-таки, он мне пиздец как не нравился. Тем более, после его слов обо мне. Даже захотелось, чтобы он поскорее натворил какой-нибудь херни, и у меня появилось право набить ему ебало.
Когда Ковальский напрыгнул на меня, чуть не свалив с ног, я в какой-то мере этого ожидал, но всё равно не слабо так удивился. Типа, он реально это сделал? Пиздец, Илья. А ведь мы могли бы упасть. Не знаю, каким чудом я устоял, ещё и удержав на себе эту тушу, но, видимо, Бог меня любит. Хотя бы иногда. Хоть кто-то меня любит. Хотя бы иногда.
Под весёлый смех Ковальского я отошёл на пару шагов назад, изо всех сил стараясь выровнять наше положение и удержать парня на себе. Это смешно. Думал тут, как бы его так незаметно свалить на землю, а потом держу изо всех сил, лишь бы он не упал, бедный. Пиздец ты пиздабол, Арсений. Ковальский тебя так жалеть не будет.
– Арсений, а я тяжёленький?
– Не тяжелее моей жизни.
– Ой, бедный ребёнок, – обнимая меня, возмутился Ковальский. – Кошмар. Это из-за Артёма, да? Артём!
У меня резко защемило в спине, так что я откинул голову назад, расправляя, как только было возможно, плечи и пытаясь не материться особенно громко. Как же внезапно и как же больно это всё было..