А потом — скорее догадалась, чем узнала. Узнала по хулиганским искрам в глазах, вырывающимся против воли сквозь строгий и серьезный вид.
Он так изменился! Так…
— Ой… здравствуйте… — сказала ошеломленная девушка.
— Здравствуй, Маша.
Он не стал спрашивать разрешения, он просто вошел. Прошел в квартиру, не сняв ботинок, вошел в комнату, и неприкрытое облегчение смыло остатки серьезности.
Севелина сидела за столом, под лампой, высунув от усердия язык, рисовала карандашом на бумаге что-то замысловатое.
Она действительно здесь. Не пропала. Не погибла. И почти не изменилась, хотя и времени-то не так много прошло, но ведь кажется, что минули годы, столько всего… Только щечки как будто румянее, и волосы окрашены в легкий золотистый оттенок.
Она заметила чье-то присутствие за спиной, удивленно обернулась и, грохнув стулом, кинулась к нему на шею. Она-то узнала сразу.
И этот… В нелепых штанах и еще более нелепой майке, улыбающийся самодовольно, как всегда — тоже узнал. Выполз из соседней комнаты и встал на пороге.
— И правда живой, зараза, — улыбнулся Армас.
— А то. Так просто тебе от меня не отделаться.
— Да я и не надеялся.
Севелина вцепилась в него, как клещ, пришлось сесть на стул вместе с ней.
— Что-то долго ты, — сказал подозрительно Айхен, — Мы уж заждались.
— Появился бы я раньше, ты бы застрял здесь навсегда.
— Ну конечно…
Айхен присел на краешек стола, покачал на кончиках пальцев тапочкой.
— Может, расскажешь старому другу, чем ты там занимался все это время.
— Может быть, — Армас с удивлением взирал на этот тапочек и на босую принцеву ногу, — А может быть и нет… Ты так пойдешь или оденешься?
— Это имеет значение?
— Ни малейшего.
Принц подошел к окну, посмотрел на серебристую «Ауди», на застывшего рядом с ней субъекта в строгом костюме.
— Что, торопят?
— Айхен, если ты хочешь остаться, я похлопочу за тебя.
— Ничуть не сомневаюсь… Ладно, — Айхен отправился в комнату, — Соблаговолите обождать.
— Севелина?
Девочка оторвалась от его плеча, преданно взглянула в глаза.
— Ты хочешь что-нибудь взять с собой?
Севелина задумалась.
— Книжки…
— Книжки?
Армас взглянул на стопку ярко раскрашенных предметов подходящего формата.
— Золотце, у тебя будут любые книжки, какие захочешь. И более… привычные, что ли…
— Да… Но я… Я… — она долго не знала, как объяснить, — Я люблю эти…
Для Маши, тихо внимавшей беседе у порога, эти слова капнули бальзамом на сердце. Что бы ни было с девочкой дальше, куда бы не забросила ее судьба, каким бы опасностям и искушениям не подвергла, эти несколько месяцев на Земле… может быть… останутся где-нибудь в глубине ее сердечка, может быть, когда-нибудь уберегут от беды. Ее — или тех, чья судьба будет зависеть от ее решений.
Маленькая девочка не знала и на догадывалась, что с этой минуты ее жизнь переменится снова — в который уже раз, и теперь уже уведет ее безнадежно далеко от надежды дождаться, что все будет как прежде.
И те, кого она любит — уже другие… И сама она… Сама она теперь не просто девочка, она наследница самой могущественной империи в галактике, и от этого ей не спрятаться и не убежать.
Может быть, теперь все будет еще лучше, чем раньше, но не так… И как бы хорошо ни было, память о пиратской космической базе, будет периодически звать жестокой тоской неведомо куда, в звездную бесконечность, где нет ни верха, ни низа, и где гравитацию можно направить хоть к потолку, хоть к стене.
— Маша, — бывший капитан пиратов обернулся к замершей за его спиной девушке, — Тебе — с нами. Хотя, если хочешь, я могу убедить Совет позволить тебе остаться.
— Не надо, — покачала головой Маша, — Я не смогу здесь… Одна…
— И меня! — раздался из прихожей громовой голос, вернувшегося так вовремя хозяина квартиры, — Меня вы тоже возьмете с собой! Если у вас есть возможность кого-то в чем-то убедить, то убедите относительно меня!
Паша старался быть серьезным и авторитетным, но волновался, как мальчишка.
— Не пожалеете! Я в долгу не останусь!
Он пытался придумать что-то такое, от чего прибывший «не смог бы отказаться», но ничего ТАКОГО в голову ему не приходило.
— Ладно, Паш… Чего ты? Я же тебе обещал, — удивился Айхен, успевший сменить тапочки на ботинки и майку на цивильную рубашку.
— У этого дяди только вид такой, что он главный мафиози, на самом деле он просто притворяется.
— Собирайте вещи, — улыбнулся Армас, — Раз их высочество пообещал, то не нам их решения отменять. Но имейте ввиду — обратной дороги у вас не будет.
— И не надо!
Паша забегал по квартире, радостно причитая. Он бегал минут десять, хватаясь то за одно, то за другое, в итоге выяснилось, что взять ему с собой нечего. Не щетку же зубную, в самом деле?
ТАМ есть все. И куда более крутое и навороченное.
А Севелина собрала-таки стопочку самых любимых книжек и сунула в купленный ей некоторое время назад рюкзачок.
Для блага государства
Лес Икламукра и в самом деле светился. Днем этого не было заметно, но как только сгущались сумерки, нежное золотое сияние пыльцой покрывало ковер из опавших листьев и, казалось, пронизывало воздух.
Откуда исходило это сияние, понять было невозможно.
— Кора и листья, — сказал Айхен, — Но только живые, не опавшие. Этому есть какое-то научное объяснение, но я его не помню.
Над кронами деревьев зажигало звезды ночное небо, а на земле было тихо, тепло и светло, как в собственной гостиной.
— Ну как, здорово?
— Здорово, — согласилась Маша, — Лес, который не смотрит в небо… Откуда ты знаешь, что не смотрит, может быть смотрит?
— Ему это надо?
— Если разобраться, никому это не надо, а все смотрят.
— Ты тоже смотрела?
— Я не смотрела, но видимо небо — смотрело на меня.
Маша подняла с земли листочек, положила его в ладони, закрыв от света. Золотая пыльца погасла. Листочек и вправду был совершенно мертв — обычный серенький листочек.
— Хотя знаешь, и это неправда. Я смотрела на небо. Смотрела на звезды и тоже чего-то такого хотела…
— Тебе грустно?
— Да, мне грустно… Мне кажется, Айхен, что для меня все уже кончилось. Ты будешь сердиться, но я все-таки скажу — это чувство пришло, когда я узнала о смерти Эйка. И не потому, что я на что-то надеялась… Просто, наверное, с его личностью было слишком много связано для меня. Очень много лет.
— А я?
— А что ты? У тебя свои планы и намерения. Не буду говорить, что я желала бы их исполнения, ни я, ни кто-либо другой. Но тебе не впервой ходить по трупам.
Все! Достаточно! Не заводись! Все уже обдумано и решено, а всякие там выяснения отношений ни к чему никогда не приводят.
Легче доказать что-то бездушной скале, чем Айхену!
— Маш… Я объяснял тебе и мне казалось, что ты все поняла.
— Я все поняла.
— Ничего ты не поняла!
— Я все поняла и, в отличие от тебя, правильно.
Она все поняла еще до того, как он пустился в долгие и нудные рассуждения о «благе государства» и о том, что обстоятельства ВЫНУЖДАЮТ его делать помимо его собственных желаний. Она поняла все, когда узнала, кем на самом деле является Севелина… Поначалу она, конечно, была просто ошеломлена, известие никак не укладывалось в ее голове, и потребовалось время, чтобы переварить его и привыкнуть как к факту.
Севелина — императрица. Императрица — Севелина.
Такой маленький штрих… Такой виртуозный удар…
Теперь эта девочка будет получать все, что пожелает. Все и всех. И ее саму будут использовать по всякому те, кому она будет доверять.
Один кандидат на эту роль уже хорошо известен.
Маша чувствовала себя Нострадамусом, видящим будущее, она готова была ручаться, что все так и будет и могла бы отдать все, что угодно, лишь бы как-то этому помешать… Лучше бы Севелина оставалась маленьким чудовищем, лучше бы они с Машей ненавидели друг друга, как было в самом начале, было бы не так больно и не так тоскливо.