- Зато, как выразился Э̀рон, «судьба», так он ее называет, одарила меня тем, чем никогда бы не одарила природа. Любовью всей моей жизни. А, если бы я смог продолжить работу над фильмом, то, наверное, так бы ее и не повстречал. Благодаря этому, то есть уже ей, - Хестон несдержанно усмехнулся. В его взгляде читалось его собственное утешение, - я ни о чем не жалею.
И тут Брюс резко приутих, расслабился так сказать, поскольку была задета больная, в хорошем смысле слова, для него тема. Он называл ее «Любовь, женщины и все такое…»
- Вот с этого момента поподробнее. Вот чего точно не было указано в тех материалах, которые ты перерыл, готовясь к роли, так это то, что я человек лишь одной единственной слабости. Я ее называю «Любовь, женщины и все такое…» Понимаешь?
Воины из хвоста беспорядочной толпы уже подступали к ним, поэтому Брюс кивнул Хестону в направлении гор, дав понять, что пора идти.
- Да… Даже и с чего начать не знаю.
- Хестон, ты такая паршивая и жалкая мямля, даже не понимаю, как тебя утвердили на роль меня. Это, наверное, какая-то издевательская ирония, но прейди в себя и не делай этот рассказ таким, от которого мы оба уснем.
- Привал! – Прокричал Э̀рон.
- Оставим на потом, - безразлично выкинул Уолкер и тут же поспешил удалиться.
- Эй! Вы куда, Мистер Уолкер? - Кричал ему в вдогонку Хестон.
- Туда, где можно уединиться, погреть зад и пожрать. Советую тебе искать такое же место подальше от моего, сынок.
Хестон замешкался в одной точке земного шара Нифзу̀ры, пока все выбирали места и готовились к долгожданному отдыху. Несмотря на то, что после битвы от первоначального количества воинов их осталось не так уж и много, даже среди всех этих 42 человек было как-то тесновато на такой лесистой местности с малым количеством прогалин. Вся эта суета для него закончилась, когда Э̀рон подозвал Флеминга к себе.
2
Яркий факел освещал позеленелую сердцевину прогалины, где отдыхал Э̀рон. Светило левитировало в воздухе на высоте человеческого пояса. Увидев это, Хестон уже не был особо удивлен, хотя упомянуть о его впечатлительности все-так стоит. Она натолкнула на мысль о культе колдунов, в котором мог состоять Э̀рон, о службе мужчины Дьяволу, даровавшему тому эти способности к телекинезу. Господи, да это богатое воображение готово породить что угодно на фоне прошедшей битвы с гигантскими монстрами.
- Он не живой. Чего уж точно, так факела вам точно не стоит бояться, Мистер Флеминг. Присаживайтесь. По ночам у подножья гор довольно-таки прохладно. Думаю, не стоит вам объяснять, что огонь — это не только источник света.
Хестон, обходя его, подозрительно вщюривался в факел, отбрасывающий свет на метры вперед. Вроде бы никого не было, засады ждать не придется, вот только этот мир уже прославился для него, как тот, что может вполне спокойно удивить неожиданными и яркими появлениями тех или иных существ. Флеминг сел прямо наискось от Э̀рона, чтобы яркое пламя не загораживало лицо будущего собеседника.
- Мистер…, вы тут вроде самый умный…, искусный оратор, как мне довелось понять… Не подумайте, я не хочу отнять ваших воинских заслуг…
- Хестон, за долгие годы моей жизни, я ходил всегда под одним единственным именем. У него нет ни продолжения в виде фамилии, ни этой дурацкой приставки из вашего мира в виде «Мистера». Прошу вас, обращайтесь ко мне только по имени. И да, простите, что перебил. Сам ненавижу, когда так делают. Для меня это одна из крайних степеней неуважения, но… я был обязан это сделать. Продолжайте.
Э̀рон выглядел, как зрелый 30-ти летний мужчина, но веяло от него далеко не осознанием к приближению собственного кризиса среднего возраста, не ухудшением зрения, не эмоциональным выгоранием, не первыми проблемами с с давлением или переходным возрастом сына, который уже проел плешь настолько, что ни в нервной системе, ни в кармане, не осталось ни гроша. Мудростью? Опытом, из чего вытекает первое? Человечностью? Великой личностью? Нет, ни первым, ни последним. Человек, сидящий перед Хестоном, наводил на него ощущение, будто тот это все не то чтобы пережил, а перешагнул и стоял на одну эволюционную ступень понимания жизни куда выше, чем все остальные. Для понимания, а главное чувствования этого, не нужно было устное и брутальное подтверждение от самого Э̀рона. Достаточно на него посмотреть. У тебя никогда не получиться увидеть его самого. Тебе останется наблюдать за тем, как твой взгляд рикошетит от его глаз, направляясь обратного на тебя самого, но тогда тебе предстоит прочувствовать, как он смотрит сквозь тебя и видит все… От него ничего нельзя было утаить. Он был вездесущ, как Бог. Вот чем веяло от Э̀рона.