- А-А-А-А…, какого…, - хрипло, но пронзительно, зашипели остатки воздуха в гортани Уолкера, откуда веяло смрадом алкогольного напитка.
Ру̀хур в миг обнажил меч, приложив лезвие к глотке Брюса. Двое Наксхѐгских воина держали его за руки, к своему же несчастью, не уследив за мощными ногами.
- Может Боги и прислали тебя сюда, - прохрипел Ру̀хур, - но мы не ходим не под одним из них. Так что тебя ничего не спасет, и сейчас ты сдохнешь, проклятый убийца!
- Не ты один меня так называл…, - выбросив слова вместе со слюнями, Кочевнику все же удалось дать ответ, - и не ты один после этого подох…
- Может быть и так… - Ру̀хур разъярённо смотрел в глаза Уолкера.
- Считаешь, ты станешь исключением… и тебе удастся довести дело до конца?
- Живее, кончай эту гниль! – Сказал один из двух, схвативших Уолкера воинов.
- Давай, Ру̀хур…, сделай это…, пойди против Богов других людей…, тогда ты узнаешь, что такое нагадить на чужом газоне и заплатить за это сполна… Давай…
- Ру̀хур! Не тяни! – Нервничая обратился второй воин.
- Жалкий трус…, - Брюс сказал это так ярко-выраженно, что все вокруг едва в это не поверили, а затем плюнул ему в лицо. Да так сильно, будто сделал выстрел из Ремингтона!
- Ах ты, подлая собака! – Ру̀хур был вне себя от ярости. Слюна Кочевника, пропитанная свежим Фѐджем, выжгла ему один глаз. – А-А-А-А-А! – Старик завопил так, что всем воинам не понадобилось объяснять потребность вскочить на ноги и привести себя в боевую готовность. Оказалось, что в этом не было никакой потребности.
Пока Ру̀хур вопил, а два, державших Кочевника человека, запаниковали и уже точно усомнились в благоразумности этой макрухи, их жертва, чем станут сейчас они, схватила одного из них. Сильные ноги сработали, как амортизатор, когда оказались под их владельцем. Воин, что было по правую руку, уже летел в направлении костра, метнуть его туда не составило труда. Он сильно обжегся небольшим костром, так как довольно долго провозился там, из-за своей легкой брони с кучей железных элементов.
Никто пока что не вмешивался. Что сейчас, что при первом появлении Брюса, бойцовские навыки рукопашного боя морского пехотинца поражали своей мобильностью, разновидностью и главное смертоносностью. Сейчас это был скорее стиль «пьяного мастера», но все мы знаем, рубить голову лучше разом, а некогда не умеешь этого делать, ведь жертва будет умирать в куда больших муках. Та же кара ожидала тех, кто подкрался сзади.
Выхватив из рук воина клинок, Кочевник вонзил орудие тому чуть выше колена и как следует провернул. Неистовая боль чуть не свела с ума человека, пожалевшего обо всех своих решениях, принятых в эту ночь. Цепкая лапа ухватила бедолагу за горло, вторая рука превратилась в молот и движениями сверху-вниз принялась забивать лицо мерзавца во внутрь черепной коробки. Первым к праотцам ушел нос, разлетевшийся в дребезги, затем губы, посекшиеся настолько, что стали похожи на порубленные ломтики варенного мяса. Крови было так много, что она уже летела во все стороны, пачкая лицо Уолкера, однако он все равно продолжал уродовать череп своего врага.
Ру̀хур немного пришел в себя, но сразу же совершил ошибку, большую ошибку… Схватившись за свой меч, он ринулся в сторону Брюса, чтобы снести ему голову. Заревев, подобающе каждому воину, он и допустил ошибку. Уже замахнувшись своим оружием, он готов был закончить весьма неудачно начатое. Рубящая часть меча снесла бы намеченную голову, если бы не этот крик, оповестивший о нашествии позади. Кочевник, с трудом державший опьяненное тело, смог наклониться с уворотом и сразу оказаться позади Ру̀хура, чей меч одним движением разрубил лицо своего брата по оружию. Куски плоти и черепа улетели влево, освещаемые огнями костров разбитого лагеря.
Два боковых по ребрам сзади привели одновременно в негодность и их и почки, а фронт-кик, нанесенный в подкаленную ямку, отбил любое желание стоять на этой ноге. Ру̀хур снова на время был выведен из строя. Лицо, окропленное кровью, осветилось костром, когда кровожадный зверь развернулся в его направлении.
Там он увидел мужчину, что был весь в ожогах и сидел, упираясь в толстый дуб. Хищник не торопясь сблизился с жертвой. Они уже смотрели друг на друга, один всем своим видом молил о пощаде, другой давал выписку на ее отказ. Сожаление и только, все что сопровождало человека, пошедшего на эту грязную мокруху. Кочевник нежно положил ладони на его кисти рук, которые сложены на коленях, затем мягко подбив ноги, заставил распластаться те по земле вместе с руками. Упиваясь собственными соплями, жертва находилась в оцепенении. Хищник был голоден и более не намеревался это терпеть. Заряженный атомной бомбой, прямой удар ноги пришелся на лицо Наксхѐгского война. Череп вдавился в твердое дерево дуба, после чего последовала весьма ужасная картина. Смятая голова начала кровоточить со всех щелей. Уши и нос изливались плотными потоками светлой крови, а рот фонтанировал ей так, словно где-то прорвало кровеносный клапан. Вскоре лицо мученика, с выпирающим правым глазом полностью окрасилось в цвет крови, пока в конвульсиях тот справлял свою последнюю минуту. Кровь безостановочной продолжала мощнейшими потоками выходить из его рта, отчего он задыхался, пока уши и нос все так же сочились ею.