По мнению Кропоткина и других организационалистов, ницшеанско-штирнеровский индивидуализм неизбежно влек за собой деградацию форм политической активности. Он поощрял отрицание всякой морали, что людям творческого склада могло показаться нестандартным подходом, однако в действительности не был чем-то оригинальным; напротив, он делал акции предсказуемыми, в отличие от индивидуальных, но этичных форм протестного самовыражения. Акт «восстания против ненавистной силы», писал Кропоткин, неизбежно определяется убеждениями каждого отдельного активиста. Иллюстрируя эту мысль, он обратился к евангельскому сюжету о взятии Христа под стражу и отметил, что возмущение Петра привело к тому, что тот выхватил меч и «отсек ухо римлянину (так гласит предание)… другие же бездействовали и просто плакали»163. Но при этом индивидуализм, по его утверждению, всегда ведет к самым отъявленным формам беззакония — он скорее экспрессивен, чем по-настоящему революционен.
В 1912 году различие между позициями организационалистов и индивидуалистов стало решающим в борьбе Малатесты против депортации из Великобритании. Кропоткин по этому поводу дал комментарий для прессы и пояснил, что, в отличие от «участников восстания луддитов, которые в иной форме повторяют выводы о праве личности на возмущение обществом», Малатеста «настойчиво направлял свои усилия на то, чтобы показать таким восставшим, что общество невозможно реорганизовать в интересах справедливости и равенства, если негативные принципы, которые оно исповедует, одержат верх»164.
У антиорганизационалистов, таких как Луиджи Пармеджиани, на это имелось два ответа. Первое возражение было практического толка: иллегализм в форме экспроприации способствовал поддержке анархистского активизма, налеты на банки обеспечивали столь необходимые средства для финансирования издания и т.д. Вторым шел довод о том, что любые попытки законодательно закрепить допустимые действия по своей сути являются доминированием. Даже если часть добытого в ходе налетов оставалась в руках отдельных анархистов и не шла на нужды пропагандистской деятельности, антиорганизационалисты все равно считали, что организационалисты не правы в своих попытках ограничить волю отдельных людей или контролировать импульс восстания: буржуазные моральные принципы должны быть уничтожены, а не просто переформулированы. С этой точки зрения смешение Кропоткиным индивидуализма противников организации с аморальностью было некорректным. Хотя некоторые антиорганизационалисты действительно понимали иллегализм как свободу волеизъявления, далеко не все приравнивали его к насилию. Например, Эмиль Арман, известный сторонник свободной любви и индивидуалист-штирнерианец, с точки зрения Малатесты и Кропоткина, был аморалистом. При этом насилия он не признавал. Некоторые индивидуалисты, позиция которых, по сути, мало чем отличалась от позиции Кропоткина, даже прилагали усилия к тому, чтобы подчеркнуть свободу волеизъявления, отличную от кропоткинской идеи восстания.
С появлением новых профсоюзов в конце 1880-х годов дискуссии об организации вышли на новый виток. Во время бурного развития массовых анархистских движений в Европе, Центральной и Латинской Америке и на Дальнем Востоке четко обозначилась анархо-синдикалистская группа. Инициатором нового движения стал опытный профсоюзный деятель Рудольф Рокер. Он черпал вдохновение в трудах Бакунина, который в 1870-х годах призывал анархистов к созданию федераций, где бы теория познавалась на практике, а деятельность вела к освобождению рабочих165. По мнению Рокера, синдикализм представлял собой следующую эволюционную ступень анархизма. Он не только развивал принципы Первого интернационала, но и давал идеальное средство распространения анархистского образования, укрепляя солидарность и противостоя доминированию путем создания федеративных профсоюзов, способных управлять экономикой независимо от нанимателей.
Среди организационалистов были те, кто воспринимал сдвиг в сторону синдикализма с меньшим энтузиазмом. Малатеста и Кропоткин считали, что независимость профсоюзов следует уважать и поддерживать и что анархистам следует работать с профсоюзными организациями так, чтобы не наносить ущерб ни их самостоятельности, ни своей собственной. Это означало, что, хотя анархисты должны продолжать повстанческую деятельность и поощрять рабочих к организации массового сопротивления путем саботажа и забастовок, им не следует стремиться создавать массовые анархистские организации.