— Золото в казну сдавать возили. Я и трое охранников.
— Кто такие? Я их знаю?
— Знаешь. — усмехнулся Голубцов. — Двоих даже из каталажки за мзду отпускал.
— Это кого же?
— Ваську Брагина и Устина Коноваленко.
— А третий кто?
— Третий — Пронька Заварзин. Он какой-то дальний родственник Хрунову. Тот его и пристроил к нам. Ты зачем про них расспрашиваешь? Никак подозреваешь? Зря! Мужики они проверенные, надежные.
— То есть ручаешься, что не они на тебя наводку дали.
— Ручаюсь. — твердо сказал Голубцов
— Понятно! Брагин родственник твой, дебошир, приказчику Тимохину чуть ухо по пьянке не отгрыз. Как же помню. А вот Устина Коноваленко я зря отпустил, старые грешки его всплыли, но ничего попадется еще.
— Не попадется. — угрюмо произнёс Голубцов.
— Что так?
— Убили Устина. В Барнауле.
— Убили говоришь. Ну что же, все чертям в аду работа. Но я то здесь каким боком? В Барнауле убили, то пусть барнаульские и разбираются: кто убил, за что убил. — вынуждал к откровенности Ефима Жернаков.
— Там и разбираться нечего и так все ясно, но кроме Устина еще и двух «Иванов» к праотцам отправили, а с третьим непонятно, то ли сам помер, то ли тоже помогли.
— Все это конечно интересно, но от меня то чего хочешь? Давай не ходи кругами — выкладывай.
— Я же говорю — обокрали меня в Барнауле. Своих денег я лишился, кроме того еще монеты, что за сданное золото нам выдали, тоже унесли. Хрунов на меня долг повесил.
— Что, большие деньги были? — равнодушно поинтересовался сыщик.
— Там деньги такие, что всё лето можно на пароходе кататься и с девками развлекаться и то всех не истратить.
— Деньги, даже большие, потратить дело не хитрое, хотя и хлопотное. — усмехнулся Жернаков. — Ты меня не жалоби, чай не последнее отняли.
— Не последнее. — согласился Голубцов. — Но деньги не главное, важно знать, меня там ограбили случайные людишки, или отсюда след тянется. — скрипнул зубами Голубцов. — Вот и хочу у тебя Павел Кондратьевич совета и помощи просить.
— Уж не нанять ли ты меня Ефимушка хочешь? — с деланным удивлением осведомился сыщик. — Совсем берега попутал? Ведь, чтобы помочь тебе, придется и здесь пошустрить и в Барнаул наведаться. Я на службе, кто ж меня отпустит? Причем не одного, а с помощниками, потому как одному там делать нечего.
— Если согласишься, то этот вопрос Фрол Никитич решит.
— Возможно. Мне то с какой стати беспокоиться и в дальнюю дорогу ехать?
— Заплатим.
— Ишь как вас приперло. Но я не подёнщик, а сыщик и мои услуги стоят дорого.
— Сколько? — хрипло поинтересовался Голубцов ещё не веря, что удастся заполучить сыщика.
— Немного. — снова усмехнулся Жернаков. — Мне десять тысяч серебром и тысячи полторы ассигнациями на расходы по розыску.
— Сколько? Сколько? — названная сумма вызывала изумление и была сопоставима с потерянными деньгами.
— Десять тысяч серебром и полторы ассигнациями. — невозмутимо повторил Жернаков. — И это ещё не все. Мне нужен полный расклад всего, что произошло с вами в Барнауле. Я должен иметь хоть какое-то представление, с чем придется там столкнуться. Похоже, вы там встряли в очень серьёзные разборки. А это, знаешь ли, чревато.
— Деньги серьезные, но я их бы нашел, а вот насчет рассказать, это к Фрол Никитичу надо обращаться, это его коммерческие тайны. — не преминул откреститься Голубцов.
— Ну, это вы с ним сами разбирайтесь. Когда разберётесь и надумаете, то весточку дайте. Мне ваши коммерческие тайны не интересны. А вот о других ваших тайнах наслышан. Сильно с разборками не затягивайте, а то навигация скоро кончится, а на конях я трястись не согласен.
Павел Кондратьевич, не глядя на Голубцова, лихо опрокинул стопочку, закусил грибочками и подозвал полового, которого здесь именовали заграничным словом «официант»:
— Любезный, сколько с меня?
Не торгуясь, отсчитал названную сумму, положил полтинник «официанту» на чай и обратился к Голубцову:
— И вот еще что Ефим. Если все-таки надумаете нанимать меня с командой, то деньги придется заплатить сразу, а то знаю я вас.
Уходя, обернулся и насмешливо произнес:
— Ты Ефим много не пей. Береги печень.
Оставшись за столом один, Голубцов долго сидел, угрюмо глядя на наполненную еще Жернаковым рюмку, наконец, схватил ее и осушил одним глотком. Прошептал неизвестно к кому адресуясь:
— Сука!
Грязно выругался и подозвал «официанта».
— Водки! И побыстрей! Мать вашу!
Испуганный половой быстренько метнулся к стойке и, приняв у «бармена» графинчик, принес его, водрузив на стол, застыл, дожидаясь дальнейших указаний. Но указаний не последовало, и он тихонько удалился от сердитого клиента, которого хорошо знал по прошлым загулам.