— Тогда какие могут быть секреты от преданных слуг Государя. Говорите! — приказал Мещеряков.
— Хорошо! Дело в том, что я, вернее не совсем я, но для краткости буду пользоваться этим местоимением. Так вот господа я из будущего!
— Из будущего? — прищурился Мещеряков. — Как это прикажете понимать?
— В это трудно поверить, но это так. Я попал в тело этого подростка из 2021-го года.
Все четверо недоверчиво уставились на меня, наконец, Мещеряков заговорил:
— Но позвольте! Если вы из будущего, то наверняка вам известны и события, что произойдут в стране и мире.
— Известны! Беда только в том, что тот мир, хотя и очень похож на ваш, но другой.
— Как это другой? — изумился Мещеряков.
— Насколько я могу судить значимые события, произошедшие в том мире, повторяются и здесь, а вот события не значительные, не влияющие на ход исторического процесса, могут отличаться. Вот, к примеру, как здесь закончилась дуэль Пушкина и Дантеса?
— Ну, это всем известно, — сказал Артемий. — Пушкин был смертельно ранен, а Дантес убит наповал.
— А в том мире Дантес получил легкое ранение уехал во Францию и прожил ещё очень долго. Даже сенатором стал. Наверняка если придирчиво сравнивать, то различий этих будет ещё больше. Я вот в прошлый приезд в Барнаул узнал, что в этом мире нет великого поэта Некрасова, хотя литератор Некрасов имеется. Вот здесь я в недоумении. В том мире поэзию Некрасова изучают в школе, а то что он ещё и романы писал я даже и не знал. Отклонение, на мой взгляд, значительное, но видимо не фатальное.
— Вы шутите? — произнёс Мещеряков.
— Да уж какие тут шутки! А позвольте господа я задам вам несколько вопросов, чтобы как-то разобраться в этих различиях.
— Задавайте! — после непродолжительного молчания сказал Мещеряков.
Вопросов у меня было много, и я не знал с какого начать. Вспомнив, что предсказывал в письме Бальцони, решил спросить про австрийского кронпринца:
— Скажите господа вам что-нибудь известно про самоубийство австрийского кронпринца.
— Самоубийство? Год назад было известие о смерти кронпринца, но официально о самоубийстве не сообщалось.
— Неужели австрийцам удалось замять эту историю с Рудольфом и баронессой.
— Замять не удалось, но вы-то откуда об этом знаете.
— А…. Фильм смотрел. Кажется он «Майерлинг» называется, — машинально ответил я, думая о том, что в письме я оказывается, не предсказывал, а сообщал о свершившемся факте.
— Фильм? — с недоумением спросил Мещеряков. — Что это такое?
Чёрт! Сколько раз себе говорил, что надо следить за языком, но я действительно о самоубийстве кронпринца и его любовницы впервые узнал из этого фильма.
— Фильм, кино, синема! Вы скоро столкнётесь с этим техническим достижением. Смысл его, запечатлеть на плёнке с помощью кинокамеры человека в движении, а потом воспроизвести это на белом экране в затемнённой комнате. Принцип работы кинокамеры как у фотоаппарата, только нужно сделать двадцать четыре снимка в секунду. В том мире первые фильмы были показаны не то 1895, не то 1896 году. Я думаю, что кино и в этом мире скоро появится.
— И вы знаете фамилию изобретателя этого аппарата?
— В том мире это были братья Люмьеры. Французы. Скорее всего, и здесь кинематограф они же изобретут. Кстати, кино -сильнейшее средство пропаганды, для страны с очень большой долей неграмотного населения. Важнейшим из искусств, назвал его, один из самых умных правителей того мира.
— Поясните! — приказал Мещеряков.
— Да просто всё! Возьмите театр! Вы же не будете отрицать, что это не только интересное зрелище, но ещё и любая пьеса, пусть даже самая комедийная и пустая вызывает у зрителя эмоции и исподволь формирует у молодых людей определённый взгляд на жизнь. Но театров мало и простой люд туда не попадает. С появлением кино у вас появляется возможность запечатлеть короткий выразительный спектакль на плёнке и показывать его публике за небольшие деньги. Причем повторять его столько, сколько раз на него будут собираться зрители.
— А какое это имеет отношение к пропаганде? — спросил Граббе.
Похоже до господ не доходит. Ну что ж начнем издалека.
— Скажите господа, вам известна некая Вера Засулич?
— Известна! — поморщился Мещеряков.
— Значит и здесь она стреляла в некого Трепова, довольно тяжело его ранила, но была оправдана судом присяжных. Так?
— Так. Только стреляла она не в «некого Трепова», а в петербургского градоначальника Фёдора Фёдоровича Трепова.
— А почему эта барышня так рассердилась на такого большого вельможу? Уж не за то ли, что этот идиот в угоду своему самомнению приказал высечь некого арестанта за то, что тот не снял перед ним шапку при повторной встрече?