— Поля, мы уже за стол садимся! — сердито снова позвала дочь Нелли.
Алексей уже открывал шампанское.
— Нет, Новый год надо встречать как-то по-другому, — говорил он Герману. — Дома, у телевизора сидеть, — тоска зеленая. В следующий раз поедем в Финляндию. Хельсинки, Турку, Йеллопукки…
— Пап, а что это? — благоговейно спросила Поля, подсаживаясь ближе к отцу.
— Йеллопукки — это Дед Мороз по-фински, — пояснил Алексей. — Подставляй бокал…
— Леша! — протестующе закричала Нелли.
— Да я ей всего один глоток…
— Мне тоже символически, — просипел Герман, с отвращением глядя на пенящееся шампанское.
— Я бы не в Финляндию хотела, а куда-нибудь к морю… — мечтательно произнесла Нелли. — Так надоела эта зима!
— Поедем. Уже скоро, наверное… — успокаивающе произнес Алексей. — Как вам перспектива оказаться в Таиланде?
— О-о!.. — восторженно закатила глаза Поля.
Герман во время разговора внимательно рассматривал вилку. Ему тоже до смерти хотелось побывать в какой-нибудь экзотической стране, но он хорошо знал, что даже родственные благодеяния имеют свои пределы.
В двенадцать они поздравили друг друга. Нелли подарила дочери янтарные серьги, мужу — серебряную папиросницу, а двоюродному брату — заколку для галстука.
Вскоре Поля с отцом и Германом ушли в ближайший парк пускать фейерверки, и Нелли осталась одна.
Потом позвонила соседка, которая одновременно являлась и подругой, — Ульяна Акулова, дама, которая все и обо всем знала.
— Нелли, голубка, я хочу тебя поздравить с наступившим…
— Уля, да ты заходи, я сейчас одна… Мои все в парк ушли.
Ульяна явилась немедленно, прижимая к груди бутылку шампанского и коробку конфет.
В данный отрезок времени подруга-соседка была одинока — один муж ушел, а следующего она завести еще не успела.
Ульяна стриглась коротко, под известную женщину-политика, носила очки в модной оправе и отличалась необыкновенной худобой, поэтому за глаза Алексей звал соседку так: «Уля Акулова, узница концлагеря».
— Куда, ты говоришь, твои все ушли? — с любопытством спросила Ульяна.
— В парк. Фейерверки запускают.
— А-а… — Уля ловко разлила шампанское по бокалам. — Понятно. В последнее время все так салютами увлеклись — просто беда. Теперь до утра за окном грохотать будет. Ну, с наступившим… Чего тебе пожелать, Нелли?
Нелли задумалась.
— Я и не знаю… — с улыбкой пожала она плечами. — Знаешь, Уля, у меня все есть.
— Ну да… — подруга многозначительно прищурилась за стеклами очков. — Как я могла забыть! Ты ж у нас самая счастливая…
— Ах, Уля, брось!
— Боишься сглазить? Что ж, резонно… Тогда я тебе вот что пожелаю — чтобы ничего в твоей жизни не менялось. Чтобы все оставалось, как есть — на долгие, долгие годы!
— Спасибо… — растрогалась Нелли. — Ну, а тебе тоже всего самого хорошего!
Она не умела говорить красивых слов.
Подруги чокнулись и залпом выпили шампанское.
— Кстати, Германа из больницы выписали, — вспомнила Нелли.
— Приживалу вашего? — хмыкнула соседка.
— Улька, мне его жалко! — негодующе воскликнула Нелли.
— Разбаловали вы его… За чужой счет живет.
— А тебе-то что?
— Так, ничего… — пожала узкими плечами Уля и цапнула из миски листик салата. — А вот муж у тебя — золото.
— Обычный муж… — хитро улыбнулась Нелли.
Она подозревала Улю в том, что та немного влюблена в Алексея. Но ничего, это не страшно… К Уле Акуловой, узнице концлагеря, можно было не ревновать. «Да и вообще, — с нежностью подумала Нелли. — Такой человек, как Лешка, на предательство не способен!»
…В ночном фиолетовом небе вспыхивали разноцветные огни. В воздухе витала пороховая гарь.
В парке было полно людей. Все радостно вопили, когда над черными деревьями взрывался очередной салют.
Поля с Германом, открыв рты, глядели на толстого дядьку в распахнутом полушубке, который волок ворох ракетниц.
— Вот это круто! — прошептала Поля. — Представляю, что сейчас будет!
— Да уж… — неопределенно прошептал ее дядя. В желудке у Германа невыносимо пекло от выпитого глотка шампанского, словно он только что проглотил зажженную петарду.
Алексей, пользуясь случаем, отошел в сторону, под большой деревянный навес, и достал из кармана мобильный телефон. Цветной дисплей, как и фейерверк в новогоднем небе, заиграл разноцветными огнями.
— Алло, Катя…
Банальная, всем известная история — женатый любовник проводит выходные и праздники с семьей, а любовница в эти дни тоскует в одиночестве…
Катя не тосковала. Она злилась.
Она ужасно злилась на всех и вся. С того самого момента, как вечером, после работы, появилась в доме своей матери. Будь ее воля, она встретила бы этот Новый год только с Алексеем. Вдвоем.
— Мама пришла! — обрадовался Мика.
— Медвежонок мой… — Катя звонко чмокнула сына в светлую макушку. Пожалуй, только на него она пока не злилась. — Что сегодня делал?
— Телевизор смотрел, — послушно сообщил сын.
— Гулял?
— Нет.
— Почему?
— Забыл.
— Ну как это забыл… — моментально раздражаясь, произнесла Катя. — Вон ты какой бледный! А бабушка не могла тебе напомнить?
— Бабушке некогда, — Мика снова сел у телевизора, стал нажимать на кнопки пульта, переключая программы. — И тете Нине, и тете Даше тоже. И бабе Лизе.
— Понятно…
Вся женская часть Катиной родни целый день пропадала на кухне.
Катя пошла к ним.
— О, помощь подоспела! — обрадовалась Алевтина Викторовна. — Ну-ка, Катюш, почисть картошку…
На кухне стоял дым коромыслом — резались салаты, пеклись пироги, что-то варилось на плите в больших кастрюлях, пахло ванилью, корицей и лавровым листом. Но эти мирные домашние запахи не вызвали у Кати никакого энтузиазма.
— Не буду я ничего чистить! — злорадно сообщила она. — Пропади она пропадом, ваша картошка… Я все равно ее есть не буду!
— Ну и характер… — вздохнула тетя Даша, с сожалением посмотрев на племянницу. — Алька, она у тебя совсем озверела. С каждым годом все хуже и хуже. Скоро на людей начнет бросаться.
— Это точно! — печально согласилась с ней тетя Нина. Все три сестры, с волосами, намотанными на бигуди, и в фартуках, одинаково круглые, производили комичное впечатление.
Катя не выдержала и захохотала.
— Ну вот, теперь она смеется… Точно, не в себе, — в один голос произнесли тетя Нина и тетя Даша.
Баба Лиза, не обращая ни на кого внимания, скалкой раскатывала тесто на широкой доске.
— Кажется, сдобы маловато… — сумрачно проворчала она. — Нинка, принеси еще яиц!
«И это моя семья! — с досадой подумала Катя, садясь в углу кухни на высокий табурет. — Какие-то питекантропы!»
— У нас холодец есть! — вдруг вспомнила Алевтина Викторовна и распахнула перед дочерью холодильник. — Красивый, да? Между прочим, без всякого желатина схватился.
— Кругом одна химия, — снова подала голос баба Лиза, с ловкостью фокусника сворачивая своими морщинистыми негнущимися пальцами замысловатые кренделя из теста. — Раньше желатин был натуральный, а теперь, поди, его из старых покрышек гонят…
— Вот именно! — опять засмеялась Катя.
— Твой-то где? — бесцеремонно поинтересовалась старуха.
— Кто? — тут же переключившись, спросила Катя холодно, хотя прекрасно поняла, о ком идет речь.
— Ну, этот твой… забыла, как по имени.
— Алексей, — шелковым голосом подсказала тетя Нина.
— Он самый!
— Он занят, — лаконично ответила Катя.
— Ясное дело… — вздохнула тетя Даша, которая в данный момент сооружала многослойную цветную конструкцию под названием «селедка под шубой».
В кухне повисла тишина, нарушаемая лишь стуком ножа и бульканьем в кастрюлях.