Первым и самым главным в исторической науке является реальный, действительный факт. Явления, действительно совершившиеся, характеризуют быт народа и нравы общества (см. 3, 6, 153). История рассматривает внутреннюю естественную связь событий. История прежде всего должна быть историей народа (см. 12, 93. 35, 271).
Реалистическое понимание исторической науки приближало Добролюбова к пониманию подлинной сущности исторических событий. Он хвалит русского писателя XVII в. Г. Котошихина за объяснение многочисленных недостатков жизни России отношениями различных классов между собой (см. 3, 2, 248). Другой русский публицист и общественный деятель, И. Посошков, принимается, по словам Добролюбова, за рассуждение о народном богатстве, а «этот… предмет составляет науку, служащую венцом всех… общественных наук» (3,2.251).
Критическую деятельность Добролюбова в отношении истории дополнял анализ политических установок и деятельности либералов. Добролюбов раскрывал классовые основы либеральной идеологии в России и на Западе. Он писал, например, что западноевропейское общественное мнение, о котором так любят говорить русские либералы, не интересуется нуждами народа, да к тому же оно и не имеет реальной силы (см. 3, 5, 466). Добролюбов показывал и методологическую беспомощность либеральных теоретиков. Она вызывается рядом причин. Прежде всего либералы недооценивают конкретные, жизненные факты. Они дорожат своими отвлеченными воззрениями, им «важнее общие принципы, чем простая жизненная правда, — писал Добролюбов. — Они… пишут благородные статьи затем, чтобы любоваться логическим построением своей речи; говорят смелые вещи, чтобы прислушиваться к благозвучию своих фраз… Но что далее, какая цель всего этого читанья, писанья, говоренья — они или вовсе не хотят знать, или не слишком об этом беспокоятся» (3, 4, 336). Более того, анализируя итоги судебного процесса французского буржуазного либерала графа Монталамбера, Добролюбов делал вывод, что либералы часто боятся факта или его последствий. Они боятся народной свободы, они боятся правительства и т. п. А ведь народ к нравственному развитию и к улучшениям материального быта, писал Добролюбов, ведет «путь жизненных фактов, никогда не пропадающих бесследно, но всегда влекущих событие за событием, неизбежно, неотразимо. Факты жизни, — продолжал он, — не пропускают никого мимо… Холод и голод, отсутствие законных гарантий в жизни, нарушение первых начал справедливости в отношении к личности человека — всегда действуют несравненно возбудительнее, нежели самые громкие и высокие фразы о правде и чести…» (3, 5, 250). Здесь Добролюбов вполне определенно говорил о жизненных фактах, определяющих развитие революционной ситуации в стране, — самодержавном произволе, крепостничестве, угнетении народа. Именно остроту этих жизненных фактов стремились сгладить либералы.
Боязнь реальной жизни приводит либералов к тому, что они приписывают свои отвлеченные представления окружающей действительности. Выдавая желаемое за действительное, либералы к фактам народной жизни часто причисляли все те планы и предположения, которые они вырабатывали на бумаге, а это могло привести их к довольно забавным практическим последствиям. Дело в том, говорил Добролюбов, что такие разглагольствования, исследования, комитеты и т. п. «совершенно ничего не значат пред твердым и могучим ходом жизни, не спрашивающей у нас никаких программ» (3, 6, 154). Конечно, Добролюбов не сводил узость воззрений либералов к их философской необразованности. Так, например, французским либералам середины XIX в. нельзя было отказать в стремлении поговорить о деспотизме Луи Наполеона. «А о чем говорить этим господам, ненавидящим suffrage universel и боящимся народной свободы пуще всякого деспотизма?»— спрашивал Добролюбов. Дело, таким образом, не в теоретических познаниях, а в практических устремлениях, в политических целях тех общественных сил, выразителями интересов которых выступают либералы.
Выяснив социальную сущность либерализма и указав на его методологические приемы, Добролюбов и Чернышевский сумели дать систематическую критику идеологии и политики как русского, так и западноевропейского либерализма.
Критическому анализу были подвергнуты также и экономические взгляды либералов. Чернышевский в статьях «Капитал и труд», «Экономическая деятельность и законодательство» и др., Добролюбов в статье «От Москвы до Лейпцига» подчеркнули буржуазно-апологетический характер защищаемого либералами принципа свободы капиталистического предпринимательства, показали неосновательность суждений о вечности частной собственности и капиталистического способа производства в целом, развенчали попытки затушевать острейшие социально-классовые противоречия буржуазного общества. Критика экономических идей западноевропейских либералов дополнялась критикой экономической программы русских либералов. Чернышевский и Добролюбов показали, что русские либералы, как и крепостники, стояли на почве признания собственности и сласти помещиков, осуждая с негодованием всякие революционные мысли об уничтожении этой собственности, о полном свержении этой власти (см. 2, 20, 174). Революционеры-демократы раскрывали буржуазную сущность и антидемократический характер буржуазно-парламентского строя, служащего конечным государственно-правовым идеалом западноевропейских и русских либералов. В знаменитых статьях Добролюбова «Письмо из Турина», «Жизнь и смерть графа Камило Бензо Кавура» и др. раскрыта вся неосновательность политических представлений либералов, высмеяны попытки буржуазных политиков выставить себя выразителями народных интересов. На основе анализа событий бурной истории Западной Европы 30—60-х годов Чернышевский и Добролюбов показали ограниченность, классовый характер буржуазных свобод. Критика либерализма, как «одного из главных врагов революции» (59, 28), составляет лейтмотив почти всех крупных работ Добролюбова; он развенчал тип либерала в мелочных «обличителях», в умеренных «зрелых людях» и т. п., наконец, он создал собирательный образ русского либерала — обломовца. Чернышевский и Добролюбов сумели правильно определить основные признаки либерализма. Борьба против либерализма составляет их крупнейший вклад в русское освободительное движение.
Анализируя сложившееся в конце 50-х годов в Западной Европе социально-политическое и экономическое положение, Добролюбов отмечал тщетность попыток либеральной литературы представить дело таким образом, что сила общественного мнения, покоящегося на политической организации буржуазного общества, в состоянии уничтожить всю социальную несправедливость. Пресловутое «общественное мнение» есть мнение известного своекорыстного кружка, т. е. буржуазии, и поэтому «оно и не принимает слишком близко к сердцу те действия, даже самые произвольные, и несправедливые, которые касаются низших классов народа… а с другой стороны, и сам произвол не слишком смущается неблагоприятным мнением тех, которые сами питают наклонность к эксплуатации массы народной… Если рассматривать дело ближе, — продолжал Добролюбов, — то и окажется, что между грубым произволом и просвещенным капиталом, несмотря на их видимый разлад, существует тайный, невыговоренный союз…» (3, 5, 466).
Несмотря на то что Добролюбов, как и Чернышевский, не обладая материалистическим пониманием истории, не сумел достаточно последовательно провести диалектический принцип развития в исследовании жизни общества, все же, сознательно применяя диалектический метод, он дает довольно верные оценки ряда явлений современной ему жизни.