Закончились интервью-ответы, и на фоне массивных ворот Дома ветеранов пошли титры. Камера повела нас в старый, усадебный парк, схожий с тем, какой показывался в "Подранках". Так, визуальными средствами указывается на родство нового фильма с самой личностной картиной Губенко. И есть, конечно, внутренняя логика, глубокая связь между его размышлениями о детстве и о старости, от которой никуда не сбежишь.
Парковые аллеи в фильме "И жизнь, и слезы, и любовь..." усыпаны опавшими желтыми листьями. Несколько прямолинейная символика, но и эмоционально оправданная. Оператор Павел Калашников снимает эти листья не навязчиво, мягко. Несколько аляповато - стандартно - смотрится статуя В.И. Ленина, но она неизбежный атрибут советских казенных учреждений. Над парком кружит вертолет. Это, впрочем, опознавательный знак не столько современности, сколько бесцеремонности и беспокойства. Навязчивый шум мотора раздражает пожилых людей, мешает им.
Где-то на дальнем плане мелькает церковь. Однако туда, судя по всему, ветераны не ходят. Кое-кто, возможно, не прочь был бы пойти, но сил уже нет. Неподалеку расположился пионерлагерь. За его шумной жизнью любят наблюдать обитатели Дома ветеранов. Сами же ребята, по своей воле, к ним не приходят. Юности не до старости, что, в общем, естественно.
Завязка действия. Это - приезд нового главного врача Варвары Дмитриевны Волошиной - Жанны Болотовой. Как всегда, она очаровательна, сразу привлекает к себе сердца. Вероятно, позволю себе это не корректное высказывание, с Жанны и стоило бы начинать ленту.
Старый сторож Степаныч, он шагнул в новый фильм из "Подранков", его роль, теперь уже не бессловесную, исполняет тоже Е. Евстигнеев. Колоритный старик. Он ведет молодую женщину по Дому. Вместе с нею, во многом, её глазами, и мы начинаем свое знакомство с ним. И, словно внезапный ожог, поражает нас вопрос одного из ветеранов: сейчас утро или вечер? Как легко от этого вопроса, точнее, от этого человека, отмахнуться, и даже над ним посмеяться: совсем старик выжил из ума. Но он же человек! Над ним не смеяться надо, а помогать всячески, убежденно полагает Варвара Дмитриевна. Таких, больных, беспомощных, забытых родственниками и друзьями (может быть, те просто умерли) в Доме десятки. Иные уже и не могут встать с постели. Весь мир сведен для них в стены небольшой комнаты. Как нуждаются эти несчастные люди в нашем милосердии! Кому-то из персонала оно, действительно, присуще.
Наши симпатии сразу завоевывает Степаныч - Степан Степанович несмотря на пагубную свою страстишку к алкоголю. Евстигнеев наделяет своего героя замечательной нравственной красотой и чуткостью. Без лишних слов тот всегда старается сделать людям добро. Без вознаграждения. Он - сторож, истопник, слесарь, электрик, конюх, садовник - и все за одну зарплату. Разве кто шкалик поднесет?
Жена Степаныча - старшая сестра Полина Ивановна. Роль её эпизодическая, но, сколько душевной теплоты и непревзойденного мастерства вложила в нее Любовь Соколова. Можно сказать, что она слилась с этой ролью. Добрейшая душа. Её героиня всегда найдет ласковое слово для больных людей, обиходит, поддержит их в трудную минуту. Слава Богу, говорится в фильме, "таких Степанов и Полин на Руси еще довольно". Довольно ли? Позволю себе не согласиться автором фильма. Пожалуй, ощущается, особенно ныне, изрядный их дефицит.
В Доме ветеранов, как и повсюду, служит немало равнодушных и грубых людей. Пустых душ. Одна из них - медицинская сестра с милым русским именем Маша. Это - фельдфебель в белом халате. Что стоит ей излюбленная шутка: "Тяжело в лечении, легко в гробу".
Помните, в картине "Подранки" Наталья Гундарева сыграла этакую отвратную бабищу, которая цедила "капельку супа" голодному Алеше. Теперь мы повстречались с ее, так сказать, дочерью по духу - поварихой Антониной. Не повторяя рисунок прежней своей роли, Н. Гундарева убедительно и не без эксцентрики воссоздает на экране характер пошлый и гадкий. Может быть, Антонина не столь исступленно зла, как ее "мать", но столь же черства и вульгарна. Угодливая по отношению к начальству, она беззастенчиво измывается над стариками. Кормит их, как замечает ей Варвара Дмитриевна, "перекисшей простоквашей, горелой капустой, надоевшим компотом, котлетами с жилами".
Вот вам и привилегированный Дом престарелых. Люди там не живут, а именно выживают На кухне - сплошное воровство. И, что симптоматично, это не вызывает особого удивления ни у главного врача, ни у жителей дома, ни у нас, зрителей. Порядки в этом учреждении - сколок с порядков в советском обществе. Решительная Варвара Дмитриевна на своей хлопотной должности настойчиво пытается их изменить, что воспринимается едва ли не как нечто из ряда вон выходящее, исключительное. Из ремарок в фильме мы узнаем, что в Доме ветеранов главные врачи не удерживались, уходили восвояси.
Правда, Жанна Болотова в присущей ей мягком, изящно-сдержанном исполнении старается снять со своей героини подобный налет исключительности. По облику и поведению ее главврач - вполне земная, нормальная, но честная женщина, что уже не совсем нормально. И, кстати, с неустроенной судьбой. Она - разведенка, одна воспитывает сына. И все же некоторые зрители сочли Варвару Волошину идеальной героиней. Их можно понять. Брежневское правление настолько развратило советское общество, что человек, честно и энергично исполняющий свои служебные обязанности, кажется белой вороной, исключением из общего правила, а не им самим.
Правило воплощено в антиподе главного врача, бессменном директоре Дома ветеранов Федоте Федотовиче. Нет, нет, в очень точном исполнении актера Петра Щербакова, он не какой-то демон, и не записной злодей. Открытое, "русское" лицо, приветливо-покровительственный тон, вальяжность и самоуверенность - таков психологический портрет этого начальничка средней руки. Ветераны для директора - контингент. Это иностранное слово он произносит часто и со смаком. Тем подчеркивается большая дистанция между "Им" и "ими".
На свой убогий лад Федот Федотович даже заботлив, то есть ворует, но в меру, не зарываясь. Комнаты контингента прилично обставлены, на кухне его фаворитка Антонина, разумеется, с согласия шефа химичит, но все-таки ветераны более или менее сыты. Они обуты и одеты тоже достаточно прилично.
Не забыто и про эстетическое воспитание. В вестибюле висят друг против друга одинаковые картины-копии "Три богатыря". Они, конечно, весьма уместны, по мнению директора, в Доме престарелых: раз сами его обитатели не богатыри, то пусть хотя бы на них посмотрят. Почему две копии, а не одна? Федот Федотович объясняет это своей неустанной заботой о хорошем психологическом самочувствии стариков. Они визави беседуют и никому не обидно, каждый видит за спиной другого то же самое. А то вдруг кто-то кому и позавидовал бы. Для почтенного директора его подопечные - несмышленыши, почти что дурачки. Если вдуматься, то это, в завуалированном виде, проявления все той же психологии социального балласта, небрежения, неуважения к старости.
Слов нет, мироощущения Федота Федотовича элементарно, как дважды два четыре. Но это мироощущение не просто его индивидуальная особенность. Так или иначе, оно укоренилось в советском обществе, где с высоких трибун человеческая личность постоянно провозглашалась высшей ценностью, а в повседневной жизни унижалась и третировалась. Подобным же контингентом, разных возрастов, являлись и мы все в глазах номенклатурной бюрократии, партийно-государственной элиты, которая состояла в основном из тех же Федот Федотовичей, только рангом повыше. Ныне место этой элиты пытаются захватить влиятельные нувориши из числа "новых русских". Кстати, наш директор Дома престарелых еще не самый худший вариант начальственной особы. Фигура комическая, хотя временами и страшная.
Высмеивая, но и не карикатуря образ, Федот Федотовича, создатель фильма подталкивал зрителя к простым и грустным выводам. Даже в Доме заслуженных ветеранов никуда не уйти от казенщины, равнодушия и воровства. А здесь они особенно нетерпимы. Это хочется повторять бесконечно. Кто услышит? И кто объяснит, что на окнах установлены решетки? Варвара Дмитриевна долго добивается, чтобы их сняли. Безуспешно. И, наконец, в сердцах, начинает сбивать их сама. Публицистически - разоблачительный пафос фильма выражен с полной и трепетной определенностью, но к этому пафосу не сводится.